Елена Шуваева-Петросян, "Нареченный Нареком"

Елена Шуваева-Петросян

Официальный представитель Международной федерации русскоязычных писателей в Армении, лауреат премии "Золотое перо", главный редактор журнала "Армения туристическая". Увлекается альпинизмом, растит двоих дочерей, живет и работает в Ереване. Мы подготовили для вас несколько рассказов Шуваевой-Петросян.

Нарек знает, как растут крылья. Трудно. Болезненно. И кружится голова. Не просто кружится, а будто в ней что-то разрастается до такой степени, что застилает глаза, давит на стенки черепа. И тогда Нарек начинает напевать песенку на языке, известном только ему одному. Многим этот язык кажется безумием, беснованием, но тот, кто снизойдёт до мальчишки и повнимательнее прислушается, различит «Скорбные песнопения»  Григора Нарекаци, в честь которого нарекли чудаковатого парня:

Я – древо, на котором веток много,
Но зрелых я плодов не оброню.
Как та смоковница, по воле Бога
Бесплоден я, засохший на корню.
Смоковница, украшенная кроной,
Манит шумящею листвой зелёной
Усталых путников издалека.
Но подойдёт к ней путник изнурённый,
И ни плода не сыщет, ни цветка...

Эти песнопения были колыбельной, которые мать напевала беспокойному дитяте. Этот язык для Нарека полон смысла. Он кружится, зажмурившись и крепко обхватив голову, всё быстрее и быстрее. Затем падает на землю и распахивает глаза. Небо его ослепляет. Он, щурясь, осматривается по сторонам. Просторы, отнюдь, не бесконечны, как ему хотелось бы – каждая долина, покрытая альпийскими лугами и утыканная разноцветными звёздами соцветий, упирается в массивные мрачные горы, которые стоят, как грозные стражи, оберегающие равнинную красоту. И только одна, более просторная долина, не упирается, а будто втекает  на двуглавый голубой Арарат, который в свою очередь воспаряет в небеса, грандиозно провозглашая  торжество жизни над смертью.  Это гора армянской легенды и кровавой истории. Арарат – символ страны Айка, принадлежит другой стране, некогда решившей покончить с армянским элементом с помощью ятагана. У подножия библейской горы не упокоенные души и не захороненные кости армян, которые, развлечения ради, курдские пастухи, потомки кровавой армии гамидие, бросают своим собакам.

Там, у подножия Арарата, с другой стороны, пустуют некогда богатые армянские дома, которыми возжелали завладеть полудикие курды. Сейчас же они не могут в них жить. Духи «ермени» там стенают, воют и устрашают.  Там же дом прабабушки и прадедушки Нарека. Но мальчишке эта история неведома.

Он, славный отрок, поднимается с земли и плывёт туда, где голубеет неотъемлемый от армянского пейзажа Арарат. Ему, путнику с устремлённым в одну точку взглядом, неведомы тяготы земной жизни. Его ноги так и не смогли врасти в скудную каменистую почву. Нарек, чуткий к генетической боли, парит по воздуху, повторяя:

И я один из тех, чья жизнь сурова,
Чьи слёзы льются, как весной поток,
И кто стенанья превращает в слово –
В песнь с однозвучным окончаньем строк.
И стих, певучий от таких созвучий,
Щемит сердца, когда звучит в тиши.
Единозвучье раскрывает лучше
Невидимую миру боль души.

Перед его глазами Арарат окрашивается в красный, по крутым склонам горы бегут бордовые ручьи. Они стремительно бегут  в армянскую сторону, так как с этой стороны  Арарат крут и величав, в отличие от турецкой, там гора полога и неприглядна, и вливаются в Аракс. Нарек победно преодолевает шаг за шагом. Его душа, проводник полутора миллиона смертей, трепещет. Отрок, меж топей людского хладнокровия, мирской неправды, ложной реальности, идёт туда, где ключом бьёт энергетический поток боли. Там есть прекраснейшее солёное озеро Ван. Глаза Нарека цвета его вод – один глаз лазурный – цвета умиротворённого озера, другой – янтарный, слегка обагрённый – цвета хлебнувшего крови Вана.

Долина исканий Нарека не предполагает несколько дорог. Там только одна – дорога к Арарату, дорога к утраченной Армении. Отрок прекрасен в своей убогой радости, его глаза светятся, лицо одухотворено, чело светло. У затворов древних церквей и хачкаров он поклоняется до самой земли, щепоть которой у каждой святыни кладёт в свою котомку.

И вот, его цель рядом. Последняя церковь перед Араратом – Хор Вирап на осколке горы, на которой отпечатались соляные метки – так убывал Великий Потоп, когда Ноев Ковчег вмораживался в вечные льды Арарата. Вокруг Хор Вирапа раскинулись виноградники. Когда-то сам Ной посадил первую лозу, и с тех пор это дело не прекращалось. Августовские ручьи с Малого Арарата служат для крестьян сигналом, что пора собирать урожай. Так делал великий прародитель, так делают они.  Нарек спускается в глубокое подземелье – темницу, в которой томился Григорий Просветитель, принесший на армянскую землю христианское учение.  Отрок видит его светлый лик и улыбается. Григорий накладывает тонкую ладонь на светлое чело, благословляет его. Нарек знает, что он самый свободный и чистый человек на земле. Его чуткость к вечности, гармония и примирение вечного и бренного лишают мальца приземлённости. Он парит. Парит к заветному Арарату, чтобы похоронить кости своих предков, вознести молитву и упокоить их мятущиеся души.

Крики, выстрелы, истеричный собачий лай его ухо не воспринимает. Вся эта мирская суета ему неведома. Сильный удар по голове выключает сознание Нарека, но перед тем, как погрузиться в небытие, он вновь видит, как Арарат меняет цвет, наливаясь красным. Отрок тянет руки к нему и шепчет: «Ты, Сущий в каждой твари, что живёт,  покой душевный от Своих щедрот  даруй нам в жизни сей быстротекущей!» Но и на этом его свобода не заканчивается. Его душа продолжает путь.

***

Пограничники, поняв блаженное состояние малолетнего нарушителя, не стали раздувать международный скандал – просто переправили парня в ближайшее отделение полиции, откуда Нарека через несколько часов забрали сбившиеся с ног в поисках заблудшего сына родители.

Нарек не отказался от своей цели дойти до Арарата. Только теперь, выходя из дома, он заходит в ближайший магазин, берет лаваш, зелень и тан, кладёт в котомку и идёт к заветной горе. Доходит до границы, дразнит пограничников и собак, разворачивается и смиренно следует до полицейского участка. Поступью хозяина заходит в камеру предварительного заключения, закрывает за собой решётку и, распаковав котомку, принимается за скудный обед армянских пустынников и пастухов. Полисмены уже знают, куда звонить – каждый из них на память может сказать телефонный номер отца Нарека – Арама.

А Арарат, такой близкий, рукой подать, живёт с сердце каждого настоящего армянина, будь то убогого, будь то здорового. Память рода у древних народов слишком сильна. Слишком...