В ближайший месяц в Армении в продажу поступит постельное белье Nimba, сшитое женщинами, находящимися в сложных жизненных ситуациях и воспитывающими детей с ДЦП. Nimba — это социальное предприятие, созданное командой благотворительных бегунов Армении. Эти люди бегают не просто так, а со смыслом, собирая деньги на благотворительность. Они начинали с поддержки строительства реабилитационного центра для детей с ДЦП — и вдохновились силой мам, которые в одиночку воспитывают детей. Создатели проекта, переходя от адресной помощи к системной, говорят: «Раньше мы финансировали покупку рыбы, а теперь даем удочку».

Специально для сайта Армянского музея Москвы журналист Екатерина Фомина поговорила о новом социальном бизнес-проекте с Шармах Сакунц, участницей команды благотворительных бегунов, фандрайзером и специалистом по коммуникациям проекта Nimba.

— Расскажите, что лежит в основе проекта социального предприятия Nimba.

У нас в Армении есть команда благотворительных бегунов — те, кто бегает не просто так, а с элементами краудфандинга. Людям предлагается привнести смысл в их привычную активность, это сильно мотивирует. Например, они участвуют в марафоне, рассказывают своим друзьям, подписчикам, вместе мы собираем деньги на какой-то проект или на помощь конкретному человеку. В 2015 году мы взялись собирать деньги на большой проект — реконструкцию реабилитационного центра для детей с ДЦП. Это был хороший старт системной помощи. Наша самая большая кампания обычно проводится в рамках Ереванского марафона, основная часть благотворительных бегунов приезжает из России — это и армяне, и русские. В рамках забега нам удается собрать больше, чем на протяжении всего года — около 2,5-4,5 миллионов драмов (до 9300 долларов).

Когда мы помогали центру для детей с ДЦП, видели там разные семьи. Очень часто, когда в семье рождается больной ребенок, отец уходит. С таким ребенком нужно проводить весь день, матери-одиночки не могут работать, денег катастрофически не хватает. Мы зацепились именно за это: решить проблему финансовой стабильности этих семей через построение социального предприятия, с помощью которого мы будем оказывать не целевую помощь, а системно решать проблему.

— В чем еще проблема семей, где растут дети с ДЦП?

На реабилитацию детей с ДЦП надо из года в год тратить деньги. Единственный кормилец уходит, родственники тоже не помогают постоянно. Семья оказывается в трудном положении. Для женщин, которые остаются одни, остро встает в том числе вопрос физического состояния: они часто носят ребенка на руках, из-за чего начинает болеть позвоночник. Когда у женщины появляются сложности со здоровьем, она не может работать над качеством жизни своих детей так, как раньше. Это в том числе большая психологическая нагрузка. Такие семьи испытывают дискомфорт еще и потому, что общество их пока не принимает. Это очень сложно, женщинам приходиться быть сильными.

В публичном пространстве про детей с ДЦП не говорят, они фактически невидимы. Когда в семье появляется такой ребенок, мужчина не понимает, что делать, и уходит. О каких правах женщин говорить в такой ситуации? Мать остается одна, многим не платят алименты. Самая плачевная ситуация — когда женщина смиряется. Но у нас нет права говорить, что они делают правильно, а что нет. Мы не знаем, что они чувствуют в подобный момент. То, что мы можем сделать, — подать руку и поддержать.

— Когда вы запустили проект?

На осеннем марафоне в 2017 году мы собрали 2,7 миллиона драмов — и поняли, что в рамках этой суммы можем начинать действовать. Первым делом мы кинули клич в фейсбуке: набираем участников в нашу социальную программу. Нам поступило много запросов.

— Кого вы искали? Были какие-то критерии?

Нуждающихся в помощи людей много, всем помочь невозможно. У нас было несколько критериев: сначала мы искали матерей-одиночек, которые растят ребенка с инвалидностью, не имеют работы и живут в Ереване — сложные логистические вопросы мы пока решать не могли.

Пришло около полусотни заявок, я каждому звонила и разговаривала. Но многие просто видели пост с предложением о помощи и даже не смотрели на дополнительный текст, на описание проекта. Про некоторых я понимала, что у них есть муж, ребенок ходит в школу, и у него какая-то легкая форма болезни. Это показывало психологию родителя — как он воспринимает своего ребенка. Потом были очные встречи, по итогам которых мы и отобрали участников.

— Кого вы в итоге выбрали?

На данный момент у нас шесть участников. Две многодетные матери-одиночки, они водят своих детей в реабилитационный центр, который мы помогали реставрировать.

На проект нас вдохновили именно мамы-одиночки, но потом команда разрослась. Мы подумали, что несправедливо не дать шанс и другим — тем, у кого есть трудности на данном этапе жизни. Когда мы запускали проект, то много общались с другими фондами. Нам рассказали про центр «Сад надежды», в котором живут малообеспеченные молодые девушки, приезжающие на учебу в Ереван из регионов и не имеющие возможности снимать жилье. Среди них мы тоже выбрали двух участниц. Мы не спрашивали, из каких они семей, какие у них социальные трудности — такова наша политика, мы не лезем в личную жизнь.

О следующих двух участниках нам тоже рассказали знакомые, нам показалось это совпадением: семейная пара выпускников детского дома, которые уже шьют белье на заказ, но хотели бы запустить свой бизнес. Так в нашем проекте неожиданно появился мужчина. И мы поняли, что не важно, какие конкретно у людей трудности, они все для нас равны.

— Но большинство из них не умело шить, как вы решили эту проблему?

Мы договорились с крутой дизайнерской студией в Ереване, что они за символическую плату проведут трехмесячные курсы шитья для наших участников. Им очень понравился проект: они помогали нам советами, контактами — например, где лучше закупать швейные машины.

— Почему вы решили, что шить нужно именно постельное белье?

У женщин, которым мы хотим помочь, не так много времени, чтобы освоить новое дело. Мы не хотели усложнять жизнь тем, кому и так приходится нелегко. Шить постельное белье несложно. Когда приноровишься, за день можно сшить не один комплект, зарабатывая неплохие деньги. К тому же есть запрос: рынок постельного белья — очень грустное зрелище, что в Армении, что в России. В какой-то момент я поняла, почему так происходит. Производством белья занимаются люди с очень плохим вкусом или те, кто думает, что их покупатели — люди с плохим вкусом. Я считаю, это элементарное неуважение к людям. Не знаю, кому может понравиться леопардовая ткань или кислотные цветы вместо спокойных абстрактных принтов.

— И как вы решили эту проблему в дизайне своего постельного белья?

Мы решили, что у нас должна быть изюминка, надо стать узнаваемыми, а не шить все подряд. Наши друзья делали 3D-дизайн для презентации, там был ярко-желтый элемент. Мы поняли, что это та самая фишка: мы будем комбинировать этот цвет с другими принтами и другими цветами. Сейчас любой наш комплект содержит ярко-желтый цвет и принт.

— Что для вас самое важное в производстве?

Мы делаем акцент на качестве, оно в приоритете. Мы хотим доставить удовольствие людям, которые будут спать на нашем белье. Принципиально важно, чтобы люди покупали не из жалости, потому что это социальный проект. В первую очередь хотим, чтобы они выбирали качество, дизайн, то, что это сделано в Армении, — и только потом, потому что это социальный бизнес. И мы поняли, что надо создавать отдельный качественный бренд.

— Объясните смысл названия — Nimba.

В идеальной ситуации над брендом работает целая студия, но на первом этапе, когда у тебя нет ресурсов, приходится все делать своими силами. Что у нас ассоциируется со сном? Сон — это процесс, когда человек находится в своем наиболее чистом состоянии. Так мы дошли до слова «нимб», потом подумали, что название звучало бы лучше в женском роде. Мы поначалу не могли позволить себе полный брендинг, просто заказали логотип дизайнеру.

— Весь проект вы смогли осуществить только на благотворительные сборы?

Мы прошли сложнейшую процедуру подачи заявки на грант благотворительной организации The Armenian General Benevolent Union (AGBU). Сумма позволила нам обрести подушку безопасности — при любом раскладе у нас теперь есть деньги на сырье, мы можем поработать над брендом, хотя бы минимально заплатить людям, которые разрабатывали проект. Например, у нас есть специалист, который анализирует рынок, договаривается с магазинами.

— Как вы планируете продавать свою продукцию?

У нас уже есть договоренность с онлайн- и офлайн-магазинами на поставку нашей продукции. Планируем создать собственный онлайн-магазин, продвигать бренд в Instagram и Facebook. Еще на стадии размышлений над проектом многие наши друзья, знакомые, случайно узнавшие о нас люди говорили: «Ребята, мы хотим комплект!». У нас уже есть лист ожидания. Надеемся, эта модель будет работать лучше всего: покупать будут люди, которые осознанно нас выбирают.

— Вы начали реализовывать проект год назад. Оправдываются ли ожидания?

Мы рассчитывали вывести продукцию на рынок в конце лета, в итоге это получается только сейчас, зимой. Мы с партнером впервые создаем бизнес, рядом с нами не было человека, который бы прошел через все этапы создания социального предприятия, мы сами набивали шишки. Сложнее еще от того, что у нас децентрализованное производство, каждый шьет на дому. В Армении есть законы о деятельности НКО [некоммерческих организаций — прим. ред.], сейчас у нас тормозится процесс, потому что магазин, где мы должны закупить швейные машины, не знает, какой тип договора с нами оформлять. Когда мы только начинали, то были романтиками и не видели трудностей. Я представляла, что процесс будет проще. Но очень подстегивает, что разные люди говорят нам: «О, это такая классная задумка!».

— Какова ситуация в Армении с социальным предпринимательством на данный момент?

Социальных предприятий очень много, я была приятно удивлена. Правда, пока нет специального закона о социальном предпринимательстве. Но появляется все больше людей, которые понимают, что они не просто хотят делать бизнес и зарабатывать деньги, но и решать социальные проблемы. Одно из последних — ребята сделали магазин мебели ручной работы: они закупают старую мебель у нуждающихся в деньгах людей, ремонтируют ее, делают из нее авторскую мебель или просто чинят и продают задешево другим нуждающимся. Проект хорошо продуман, у них есть программа волонтерства, которая позволяет каждому пройти обучение и помогать. Еще осенью прошлого года в Гюмри открылась инклюзивная пекарня «Арегак», есть хостелы в формате соцпредприятия.

— В чем главная задача социального предпринимательства?

О незаметных слоях населения наконец начали говорить. НКО активно работают в этом направлении, в СМИ, на телевидении все чаще появляются материалы о таких проектах, для кого они делаются. Очень важно, чтобы люди видели: среди них есть другие, но такие же, как они. Как только общество поймет, что все люди одинаковы, шаг за шагом начнет меняться отношение к незащищенным группам.

— Какие есть еще возможности помогать?

Один из наших бегунов сказал: «Любое наше действие должно приносить пользу не только нам, но и обществу в целом». Я бы хотела, чтобы люди чаще об этом задумывались. Любое наше ежедневное действие может быть направлено не только на получение выручки, но и на помощь ближнему. Это может быть приложение, которые ты включаешь и бегаешь: в зависимости от расстояния перечисляется сумма в благотворительный фонд. Или можно совершать покупки в магазинах, которые перечисляют деньги на благотворительность.

Я была волонтером в фонде «Подари жизнь». Что меня удивляло — группа волонтеров-водителей. Они подвозили кого-то в больницу по пути на работу или домой. По сути, они не меняли свой привычный распорядок и маршрут, но при этом помогали кому-то. Можно, например, сдавать пластик на переработку, убирать свой город. Любое такое действие, направленное на повышение качества жизни другого человека, улучшение города, в котором ты живешь, дает сильную мотивацию двигаться дальше. Ты испытываешь совершенно другой уровень удовлетворенности и наполненности! В Армении сейчас происходят глобальные перемены, стремительное развитие в разных сферах. Каждый может внести свой посильный вклад.

Фотографии предоставлены Шармах Сакунц.