Ваган Текеян: «Мне кажется, я жил давно в Элладе…»
Армянский поэт Ваган Текеян родился в Константинополе в 1878 году. Путешествовал по Западной Европе, затем жил в Египте. В 1905-м в Каире вместе с М. Кюрчяном основал журнал «Ширак», с 1915-го издавал газету «Арев», с 1922-го в Константинополе — «Барцраванк».
В 1901 году в Париже был издан первый сборник стихотворений Текеяна «Раздумья». Среди опубликованных сборников — «Чудесное воскресенье» (1914), «С полуночи до зари» (1920), «Любовь» (1933), «Армянские песни» (1943). Автор романа «Если изволит господь».
Лирическая поэзия Вагана Текеяна — своеобразное сочетание символизма и романтизма. Основа его творчества — мироощущение гонимого, обездоленного человека, тоска по родине. Умер Текеян в 1945 году, похоронен на армянском кладбище в Каире.
Ваган Текеян ǁ avproduction.am
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Все в прошлом: город, краски сада
И часа ласка золотая.
И то, как ты прошла куда-то
Благословенно молодая.
Ты шла нарядна и надменна.
И не ступала — уплывала!
Как будто небо вдохновенно
Тебя для глаз наколдовало.
Иду с лицом отяжелевшим
Туда, где жил твой шаг и шепот.
Душа моя меня торопит!
Иду к шагам твоим ушедшим.
Где ты когда-то проходила,
Погребены навек светила…
МНЕ КАЖЕТСЯ, Я ЖИЛ ДАВНО
Мне кажется, я жил давно в Элладе,
Имел Сократа разум и обличье.
И тайну бога самого постичь я
Умел, разгадки сокровенной ради.
Вот лучшие ученики под сенью
Акрополя мне преданно внимают,
Вникают в речь мою и увлекают
Меня навстречу саду и цветенью.
Владею речью мудрою и краткой.
Душа моя в их взорах отразится!
Лиричны эти трепетные лица,
Как островки, омытые загадкой.
О, мудрость! Ты прекрасной и нетленной
Являешься в холмах мне сиротливых,
Ты в небе нежном, в юношах пытливых.
Они же — обновление вселенной!
Неважно, что камнями и хулою
Толпа меня встречает. Обреченный,
Испить я должен чашу смерти черной…
Ученики отторгнуты толпою.
О, мудрость! Преклоняю седину я
Перед твоей всезнающей улыбкой.
Она на горных склонах, в дымке зыбкой
И на земле живет, меня волнуя…
БАШНЯ
Чтоб душу защитить от злых ветров,
Чтоб волны лет ее не источили,
Пока был в силе я, пока был в силе
Построил башню — гордый, прочный кров
Над морем, под жестоким небом… В этом
Укрытии живет моя душа.
Не спит мой разум, душу сторожа,
И дверь закрыта перед белым светом.
Пусть волнами стучится белый свет.
Но с моря путника давно не жду я —
Ни для кого здесь места больше нет…
А если буря, с башнею враждуя,
Хлестнет волной и кинет мне предмет,
Обломок прошлого в нем разгляжу я…
МАЧТЫ
Всё мачты, мачты, мачты на домах —
Дома плывут без паруса куда-то.
То рябь, а то девятый вал и крах.
А тонкий шест — награда и расплата.
Свой курс у дома, выбор свой и след.
И пассажиры, кажется, в порядке:
Сидят — меланхоличен в окнах свет —
Средь рева волн, средь их гремучей схватки.
Я вверх смотрю на эту суету,
Шестов прогнувшуюся пестроту —
Их волны тупости и крови моют.
И к мачтам мудрости приник мой взор:
Людское око проколов в упор,
Пускай для высшего его раскроют.
ПАМЯТЬ
Душа зовет своих усопших в эту ночь.
Возьми лопату. Память, вскрой могилы.
Не отвращу лица, не ринусь прочь —
Узреть ужасное найдутся силы.
Нет больше светлых душ, нет больше ясных тел,
Родных душе моей, любимых телом.
За них дыханье я б отдать хотел
И поменяться с мертвыми уделом.
Я встречу их сейчас, к груди своей прижму.
О, Память, не кори меня, не сетуй —
Дозволь мне неподвластное уму…
Глупец! Всплакнешь в их честь сегодня ты,
А я отдамся мукам жизни этой
И предпочту их страху пустоты.
ЕГИПТЯНКА
Смуглый ангел, я ради красы твоей без сожаленья
Белых ангелов гордо покинул, стремясь к тебе жадно.
Перед аспидным светом твоим я стою в изумленьи,
Словно путник, в ночи разглядевший окрестность нежданно.
Мне так сладостен зной твоих взоров и гибкого стана.
Голос твой не утратит надо мной замечательной власти.
Запах кожи твоей я готов обонять неустанно
И погибнуть готов под песками зыбучими страсти,
Как тростинку от берега, оторву от земли я, лелея,
Твое тело прекрасное — унесу тебя вдаль, как святыню.
И душа будет в юном и жарком согласьи с твоею.
Мне все кажется: жили когда-то великие бог и богиня.
Был он бык — чернобок и упрям, — и была она белою ланью.
Сотворило тебя сладострастное их сочетанье…
Как священное чудо, почитаю тебя я отныне.
ХАНУМ
В черно-матовом шелке, так волнующем ум…
И шуршание шелка слышно в поступи вешней.
Лира бедер звучит тихой музыкой нежной.
Следом — мускуса шлейф. Так проходит ханум.
И браслеты смеются на тонкой руке.
А в другой так надменно чернеет перчатка.
Под чадрою чело, под чадрою загадка.
А глаза под сурьмою — огонь в тайнике.
Под мостом пламенеет в закате залив.
Величаво проходит ханум над водою,
И залив, и сам город собой озарив…
Кто ты — женщина, дух под прозрачной чадрою?
Дух Полиса, ты вышла на миг из дворца
С неразгаданной страстью души и лица…
Перевод c армянского Аллы Тер-Акопян
Источник: armenianhouse.org