Пьеса Корнеля «Полиевкт», поставленная в театре Маре зимой 1641/1642 годов и впервые изданная в 1643 году под названием «Полиевкт-мученик», обращена к истории одного из первых христианских мучеников, жившего в Армении III в. н.э. и казненного при правлении римского императора Валериана в 259 году.

Фрагмент портрета Пьера Корнеля кисти Шарля Лебрена | wikipedia.org

Интерес к истории Армении пробудился в театре Западной Европы с начала XVII века, когда в период гонений шаха Аббаса армяне, вытесняемые из Араратской долины, стали переселяться не только вглубь Персии, но и в западноевропейские страны, в частности — во Францию, о чем сохранилось специальное письмо к Людовику XIII. Первой пьесой, где среди действующих лиц был выведен не исторически конкретный, но носящий имя нескольких армянских царей правитель Армении по имени Тигран, была трагикомедия английских драматургов Ф. Бомонта и Д. Флетчера «Король и не король» (1611).

С 1620-х годов разнообразные исторические сюжеты армянской истории стали появляться в Италии, затем — в Испании, но наиболее значительное количество драматических сочинений об Армении создали французские писатели XVII века. Клод Делидель и Никола Мари Дефонтен, Жорж де Скюдери и Жилле де ла Тессоннери, Тома Корнель и Пуссе де Монтобан — все это, конечно, имена, ныне мало или совсем неизвестные даже большим любителям театра. Однако есть среди авторов, отдавших дань армянской теме, и знаменитый классик французской драматургии Пьер Корнель. Он дважды обращается к этой теме — вначале в трагедии «Полиевкт» (1641), а через 10 лет — в трагедии «Никомед» (1651), где главный герой влюблен в царицу Армении Лаодику.

К моменту создания «Полиевкта» Корнель уже прославился трагедиями «Сид» (1636) и «Гораций» (1640). О нем заговорили как о «древнем римлянине среди французов», создающем образы цельных, рыцарственно смелых, исключительных героев-максималистов. Следуя уже сложившимся в его творчестве приемам классической героико-политической трагедии, на этот раз драматург рисует «римский» характер в образе знатного армянского вельможи царского рода, принесшего себя в жертву во имя христианского Бога.

Отвага, твердость, постоянство, героический максимализм персонажа — все то, что заставляло восхищаться современников Корнеля «чувствами, на которые более не считают себя способными» — получили неожиданное переосмысление в современной постановке «Полиевкта», осуществленной знаменитым французским режиссером Брижит Жак-Важман в Театре Аббатис в Париже осенью 2016 года. На актуализацию классической трагедии ее натолкнули действия ИГИЛ в Ираке и Сирии (разрушение античных статуй в Мосуле, храмов Пальмиры), а также жестокий теракт, произошедший осенью 2015 года в концертном зале Батаклан в Париже. Жак-Важман представила корнелевскую пьесу как спектакль о современном религиозном фанатизме, убрав некоторые монологи, добавив вместо них слова Ницше об опасной заразительности фанатизма и мученичества. Между тем при всей злободневности подобной трактовки, она не ухватывает глубинный смысл пьесы Корнеля и даже искажает его, а потому хотелось бы обратить на авторский замысел пьесы и тот контекст, в котором она создавалась, особое внимание.

Сцена из «Полиевкта» в постановке Брижит Жак-Важман (2016) | hierautheatre.wordpress.com

Предшественником французского писателя в сценической трактовке истории одного из первых мучеников-христиан был итальянский драматург Джироламо Бартоломмеи, создавший в 1632 г. пьесу «Полиевкт». Однако эти драмы, опираясь на одни и те же историко-легендарные источники (прежде всего, на жизнеописания святых, составленных Симоном Метафрастом), существенно разнятся по характеру персонажей и конфликту: в пьесе Бартоломмеи Полиевкта, поначалу мечтающего о воинской славе, склоняют к принятию христианства проповедник Поликарп и его друг Неарк, его бунт против идолов провоцирует завистник Артабан, а его жена римлянка Паулина остается верна язычеству. Французский драматург выдвигает на первый план характерную для его театра коллизию долга и чувства, усложненную в данном случае конфликтом чувства и веры, веры и разума. При этом особенно важным для корнелевской трагедии является свободный выбор героем христианской веры: как говорит своему отцу, римскому наместнику в Армении Феликсу, Паулина, «он веру выбрал сам». Корнель представляет зрителям человека, строящего свою жизнь самостоятельно, способного реализовать свободную волю.

Полиевкт Мелитинский. Византийская миниатюра X века из Менология Василия II | wikipedia.org

В легенде, которую французский драматург читал в переложении монаха Лорена Сириуса, он многое меняет. Корнель, безусловно, не стремится к созданию хроникального повествования, смело соединяет в своем сюжете вымышленных и реальных героев, развертывая характерный для его драматургии конфликт, основанный на выборе из взаимоисключающих возможностей. Будучи царского рода, Полиевкт имеет право на власть в Метилене, но ради сохранения мира подчиняется тираническому иноземному правлению — принимает управление Арменией римским наместником Феликсом и, влюбившись в его дочь, становится ее супругом. К тому же, уже приняв решение стать христианином, он «слабеет сердцем», переживая тревогу своей жены Паулины, вызванную увиденным ею мрачным сном о смерти супруга. Именно любовь оказывается фактором, поначалу сдерживающим религиозное обращение Полиевкта. Он задается вопросом, «как не внять любви, законом освященной, и не отсрочить день, однажды предрешенный», и, возражая торопящему его Неарку, говорит, что «участье к слабому — не слабость храбреца». Герой признает свой долг и перед обществом, и перед супругой, при этом решая одну из фундаментальных проблем религиозной жизни — как соединить земную привязанность и небесную любовь.

Иллюстрация Альберта Меньяна (1845-1908) из парижского издания «Полиевкта» 1889 года | edition-originale.com

Конфликт любовной страсти и религиозного чувства, любви и чести, любви и супружеского долга настолько важен для Корнеля, что он проводит любовную линию через всю трагедию, не только открывая действие диалогом между Полиевктом и Неарком, где последний осуждает промедление своего друга в принятии крещения, а Полиевкт задается вопросом: «Как? Подчинясь тому, пред кем благоговеем, / Мы больше никого любить уже не смеем?», но и вводя вымышленный образ римского полководца Севера, влюбленного в Паулину, что определяет весь дальнейший ход трагедии. Некогда Паулина отвечала взаимностью Северу, однако, когда пришла весть о его гибели (как оказывается, ложная), подчинилась воле отца. Отец героини выдает ее за Полиевкта из политических соображений: так он заручается поддержкой жителей Метилены, армянской знати. Паулина по-прежнему любит Севера, но ее «обет и честь непобедимы»: узнав о том, что Север жив и прислан в Армению на празднества, даже встретившись с ним, она не поступается своим супружеским долгом.

Полиевкт и Паулина. Фрагмент иллюстрации Люка-Оливье Мерсона (1846-1920) | wikiart.org

Корнелевские персонажи словно бы соревнуются друг с другом в благородстве, проявляя нравственный максимализм: Полиевкт твердо решил принять христианство, но не может «не внять любви, законом освященной, / И не отсрочить день, однажды предрешенный»; когда же становится христианином, то не просто принимает крещение, но жаждет «страдать за Бога», а потому отправляется в языческий храм на объявленные римской властью празднества, чтобы сокрушить ложных кумиров; Паулина не только сохраняет верность супругу, но и признается в том, что не верит в его отречение, которого желает Феликс («Ужель геройский дух в нем будет побежден?») да и по существу не желает этого («Как буду я тому печальною женою, / Кто, чести изменив, мне б счастье возвратил?»), она готова погибнуть вместе с ним, даже не разделяя его взглядов; Полиевкт отвергает эту жертву жены, желая видеть ее христианкой, заботясь о спасении ее души; в конце концов Паулина принимает крещение от умирающего мужа и требует казни как христианка. Дух самоотречения и благородства захватывает даже Феликса с его первоначальным оппортунизмом, метанием между трусостью и тщеславием, жалостью к зятю и страхом перед фаворитом римского императора Севером: в конце концов, «ощутив души чудесное волненье», отец Паулины также объявляет себя христианином. Север, в котором борются любовь к Паулине и восхищение Полиевктом, принимает решение прекратить гонения на христиан: «Мне кажется, нельзя за веру презирать, /Любого бога чтить я позволял бы людям — / Отныне христиан мы угнетать не будем!». Поскольку эпоха Корнеля была мало расположена к толерантности, подобная развязка пьесы особенно важна. Она вскрывает глубокий вечный смысл трагедии: в ней нет предпочтения жертвенной смерти перед достойной жизнью, принижения земной любви перед божественной благодатью. Мученичество Полиевкта, как его трактует Корнель, спасает от казней и мук последующие поколения христиан, или, во всяком случае, делает это спасение возможным. Сложность и неоднозначность характеров героев, глубина и напряженность конфликта превращает пьесу в шедевр классической драматургии.

Паулина и Север. Иллюстрация Альберта Меньяна (1845-1908) из парижского издания «Полиевкта» 1889 года | lardemelle.com

Классическая литература — всегда одновременно вечна и актуальна. Но вряд ли верно понимать актуальность столь прямолинейно, как это сделано в постановке 2016 года. Персонаж-мученик в театре XVII века — отнюдь не террорист, для него нет ничего более чуждого, чем идея покушения на жизнь другого человека. Смысл христианского мученичества, как он предстает в пьесе Корнеля, — в принесении в жертву только своей жизни. Полиевкт не жертвует жизнями других людей для собственного спасения, его готовность умереть не тождественна готовности убивать. Это коренным образом отличается от жестокого стремления уничтожать другие жизни во имя того, что фанатик считает истиной.

Наталья Пахсарьян,
доктор филологических наук,
профессор МГУ им. М.В. Ломоносова,
ведущий научный сотрудник ИНИОН РАН,
специально для Армянского музея Москвы

Армянские оперные звезды на мировых сценах