Портрет Евгения Вахтангова: штрихи к биографии мастера
В день памяти Евгения Вахтангова мы обращаемся к воспоминаниям его современников, чтобы воссоздать образ знаменитого режиссёра-новатора, чьё имя стало синонимом театрального эксперимента начала XX века.
Евгений Багратионович Вахтангов родился в 1883 году во Владикавказе в русско-армянской семье. Окончив гимназию в 1903 году, по настоянию отца, отправился в Ригу поступать в Политехнический институт, где уже учился его двоюродный брат. Однако, увлечение театром взяло верх: Вахтангов сразу же присоединился к местному драмкружку и в результате провалил вступительные экзамены. После этого он переехал в Москву к дяде и поступил на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета, а в 1904 году перевёлся на юрфак. Но истинным призванием Вахтангова всё-таки был театр. В 1909 году он принял окончательное решение посвятить себя ему и поступил в московскую театральную школу Александра Адашева. Среди его наставников были такие мастера сцены, как Леопольд Сулержицкий, Василий Лужский, Леонид Леонидов и Василий Качалов.
Из воспоминаний актрисы Лидии Дейкун о вступительных экзаменах:
«Он очень не понравился нам всем своим развязным поведением. Но все же, он, как нам показалось, произвел впечатление на комиссию. Они сравнительно долго обсуждали его кандидатуру, и, наконец, Александр Иванович сказал нам, чтобы мы его вызвали в комиссию. Мы поняли, что он принят. Когда мы вызывали его, то какая-то экзаменующаяся девушка 163 сказала: "Он убежал по черной лестнице". Мы ринулись за ним и увидали его на нижней площадке прижавшегося лицом к стене. Он плакал. Жанна, со свойственной ей решимостью, повернула его к себе лицом, велела вытереть слезы и идти к Александру Ивановичу. Он упирался, говорил, что провалился и т. п., но мы его взяли под руки и подтолкнули в зал. Качалов, со свойственной ему обворожительной улыбкой, успокоил его, сказав, что все будет хорошо и не надо так волноваться. Александр Иванович объявил ему, что он принят и чтобы назавтра он приходил к 9 часам утра на занятия. Женя прошептал "Спасибо" и сияющий ушел уже через главный вход. Когда мы его ближе узнали, мы поняли, что у него очень сложный характер. Он весь в контрастах и неожиданностях»
Отец так и не смирился с увлечением сына театром, что привело к разладу в семье, а впоследствии — к полному прекращению общения. Несмотря на это и финансовые трудности, Вахтангов с головой погружается в театральную жизнь. Учёба, репетиции, студенческие спектакли — он берётся за всё, поражая окружающих своим темпераментом и упорством.
Актриса Серафима Бирман вспоминала: «Черты его лица были до отказа пропитаны волевой энергией, стремительной мечтательностью. Он казался человеком, который настоит на своём».
Весной 1911 года Вахтангов оканчивает театральную школу и поступает в Московский Художественный театр. Уже через год по просьбе Константина Сергеевича Станиславского Вахтангов начинает преподавать в МХТ. Занятия проходили полулегально и назывались «Собранием верующих в религию Станиславского». Это был своего рода эксперимент, попытка обновить систему Станиславского. Сам мастер поддерживал Вахтангова, видя в нем продолжателя своих идей. «Собрание» впоследствии переросло в Первую студию МХТ, где Вахтангов поставил пьесы Герхарта Гауптмана, Хеннига Бергера, Генрика Ибсена. Изучая опыт Константина Станиславского и Всеволода Мейерхольда, он формировал свой собственный стиль — «фантастический реализм».
Евгений Вахтангов с участниками спектакля «Усадьба Ланиных» по пьесе Б. Зайцева, весна 1914 года. Государственный центральный театральный музей имени Бахрушина. Источник
Вахтангов мечтал о театре, выходящем за рамки привычного, театре ощущений, живущих в зрителе долго после закрытия занавеса. В 1913 году он создаёт Студенческую студию — спектакли на съёмных квартирах, декорации из подручных материалов, энтузиазм вместо бюджета. Два года студия работала в тени, шлифовала систему Станиславского, искала свой путь. Триумф пришёл в 1917 году: студия заявила о себе как о Московской драматической студии Вахтангова. В 1920 году она вошла в состав МХТ как Третья студия, а в 1921 году на её базе открылся театр, который в 1926 году получил имя своего основателя.
Государственный академический театр имени Евгения Вахтангова. Июнь 1978 года. Главархив Москвы. Источник
В последние годы у Вахтангова проявилась болезнь желудка, ставшая следствием многолетних лишений. Он страдал от болей, безуспешно пытаясь лечиться от язвы, не подозревая о страшном диагнозе — раке. Но даже тяжёлая болезнь не сломила его духа. Он боролся с недугом, не позволяя ему помешать творчеству, и продолжал свой путь в искусстве. Его резкие перепады настроения, от молчаливой грусти до вспышек энтузиазма, были лишь отголосками внутренней борьбы с болезнью, которую он считал своей единственной слабостью.
29 мая 1922 года Евгений Вахтангов ушёл из жизни.
Надпись на портрете:
«Дорогому и сердечно любимому
Евгению Богратионовичу Вахтангову.
Вы первый плод нашего обновлённого искусства. Я люблю Вас за таланты преподавателя, режиссёра и артиста, за стремление к настоящему в искусстве; за умение дисциплинировать себя и других, бороться и побеждать недостатки. Я благодарен Вам за большой и терпеливый труд, за убеждённость, скромность, настойчивость и чистоту в проведении наших общих принципов в искусстве. Верю и знаю, что избранный Вами путь приведёт Вас к большой и заслуженной победе. Любящий и благодарный
К. Станиславский.
20 апреля 1915 г.».
М.И. Царёв «Вахтангов — вечная молодость театра»:
«Едва придя в 1911 году в Художественный театр, он вызвал к себе настолько серьёзный интерес К.С. Станиславского, что тот предложил Вахтангову вести занятия с молодежью театра. Конечно, большую роль играла увлечённость им Л.А. Сулержицкого, но что-то проницательный взгляд руководителя Художественного театра заметил в недавнем провинциале, недавнем любителе, недавнем студенте юридического факультета Московского университета, принятом в сотрудники МХТ, но даже ещё не сыгравшем цыгана в «Живом трупе» — первую свою роль в профессиональном театре. Вероятно, что-то особенное рассмотрел он в личности молодого сотрудника, если так решительно предпочёл его тем, с кем проработал годы. Может быть, его одержимость, его абсолютную поглощённость театром, его особую зоркость к процессам жизни и творчества?
На фотографии, подаренной в 1915 году, Станиславский писал Вахтангову: “Я люблю Вас за таланты преподавателя, режиссёра и артиста“. Талант преподавателя он тогда неспроста поставил на первое место. В многочисленных студиях Вахтангов не просто обучал, он влюблял своих учеников в систему, воспитывал не только её горячих сторонников, но людей, практически владеющих ею.
Ещё не опубликованную, находящуюся в стадии формирования систему он понимал глубоко и в каких-то аспектах даже перспективнее, чем сам её создатель. Вахтангов смело отходил от буквы учения, развивая его суть. Организуя студию, он ставил чёткую задачу: “Проверить систему К.С. на самих себе. Принять или отвергнуть её. Исправить, дополнить или убрать ложь“. Он взялся за осуществление этой задачи с энтузиазмом. Проверив систему, он не отверг её. Принял. И — дополнил. Всего за несколько лет совершил он блестящий рывок от “изгнать из театра театр. Из пьесы актёра. Изгнать грим, костюм“ до “пусть умрёт натурализм в театре!“
Революция разрезала короткую творческую жизнь Вахтангова надвое. Он принял свершившееся, как приняли все передовые художники, чья молодость, независимость и естественное стремление к обновлению не было сдержано ничем, что мешало безоговорочно отринуть отжившее. «Революция красной линией разделила мир на “старое” и “новое”», — писал он в статье “С художника спросится“.
Его собственная позиция в искусстве была особенной: принадлежа душой, всеми своими помыслами “новому“, он не отвергал, не зачеркивал и “старого“. Это говорит о мудрой прозорливости Вахтангова. В те годы, когда театр существовал между двумя тенденциями: выжидательной, присматривающейся, оценивающей, с одной стороны, и отрицающей всё, что было прежде, устремлённой к созданию нового с нуля, — с другой, он выбрал тот единственный путь, который в конце концов восторжествовал в советском искусстве. Что это — интуиция гения?»
Е.Р. Симонов «Всегда с Вахтанговым»:
«Судьба Вахтангова драматична. И не нужно представлять себе его восхождение в сложнейшей сфере режиссёрской деятельности, как некий торжественный праздник, как победный марш под духовой оркестр. Это не так.
Алексей Денисович Дикий в своих воспоминаниях говорил, что Вахтангов не занимал в Первой студии того высокого положения, как это представляется нам сегодня. Он говорил, что Евгений Багратионович был человеком очень одарённым, но никак не мог, по его мнению, претендовать на руководство студией. Рядом с Вахтанговым были и Михаил Чехов, и Ричард Болеславский, и один из любимых актеров Вахтангова Григорий Хмара.
Много лет спустя после смерти Евгения Багратионовича Хмара вспоминал: “Вы знаете, мы любили и ценили Вахтангова, но мы не думали, что он займёт в истории русского советского театра такое большое место“.
Это не есть непризнание Вахтангова, или какая-то недальновидность актёров Первой студии. И Сушкевич, и Болеславский, и Хмара, и М. Чехов, чувствуя Вахтангова и понимая его, совершенно не желали во что бы то ни стало признать его первенство. И это понятно, ведь нет пророка в своём отечестве. Быть признанным своими сверстниками очень сложно. И нет, вероятно, режиссёра, даже такого гениального, как Вахтангов, который не испытал бы на себе этой сложности.
Когда я думаю о том положении, которое занимал Евгений Багратионович в Художественном театре, оно тоже не представляется мне таким уж завидным. Мы знаем, что больших ролей он там не играл. Он ходил туда учиться. Он неутомимо учился у Станиславского. Он обожествлял этого человека, и если иногда и сердился на него, или однажды в дневнике своем написал какие-то кажущиеся сегодня слишком резкими слова, то это было вызвано тем, что всё своё понимание театра он черпал в Станиславском и смотрел на него ревниво, переживая его неудачи больше, чем сам Константин Сергеевич.
Взяв систему Станиславского за основу, он был её проповедником. Близость к Станиславскому, присутствие на его репетициях было Вахтангову совершенно необходимо, так же как необходимо было ему творческое общение с Немировичем-Данченко и возможность повседневно участвовать в спектаклях с Москвиным, Качаловым, Леонидовым, Лилиной, со всей плеядой великих мхатовских актёров.
Но раскрыть свои творческие силы в Художественном театре Вахтангов не мог, как не мог этого сделать полностью и в Первой студии, хотя как актёр и режиссёр он сделал там замечательные свои спектакли. И поэтому битва за создание своего театра стала главным делом его жизни».
И.М. Рапопорт «В шаляпинской студии»:
«Что прежде всего поражало меня в Вахтангове? Это то, что он всё знал. Он знал всё так, как будто был участником событий, как будто жил в этой стране, в это время, среди этих людей.
Конечно, Вахтангов знал многое о многом, но откуда эти подробности, это умение рассказать и показать жестом, взглядом, усмешкой — живость француза, энтузиазм революционной толпы, разочарованность аристократа, любовь, страсть, ревность, убийство? Откуда это удивительное умение?
Возможно, оно было бессознательным проявлением его художнической, артистической натуры, его поразительной интуиции.
Хорошо помню беседу, посвящённую моей роли. Я играл Проспера, хозяина кабачка, нечто вроде конферансье, который под видом шутовства высмеивает и оскорбляет своих титулованных посетителей. Он же автор и режиссёр импровизированных сцен, разыгрываемых тут же его актёрами, бродягами и бедняками. К нему в подвал — кабачок — приходят и друзья, ораторы революции, отдохнуть, выпить кружку пива. Роль Проспера, как и вся пьеса, несколько литературна. Язык персонажей мало индивидуализирован; роль построена хоть и хлёстко, но резонерски, рационалистично.
Это понятно мне сейчас, тогда же, в 18-летнем возрасте, я чувствовал только непреодолимую трудность и искусственность роли. И вот Вахтангов начинает фантазировать о том, что было с моим героем до начала пьесы. Оказывается, когда-то давно Проспер был студентом, жил в Латинском квартале. Вахтангов рассказал о бедной комнатке под крышей, о свече у постели, о книгах, о театре, где с галерки он увидел женщину, которую полюбил, о том, как он искал встреч с этой женщиной; как увидел однажды, что её увозит старик аристократ в карете с гербами. Много лет он искал этого старика и не сумел найти. Вернувшись, наконец, в Париж, он выбрал способ мести аристократам, надел маску шута, чтоб говорить им правду в лицо и возбуждать умы и сердца парижан к восстанию.
Рассказ Вахтангова, которым он, чувствовалось, сам увлекся, раскрывал атмосферу пьесы, освещал личное, действенное начало роли, вдохновлял художественностью своего построения. Этот рассказ был выше роли и пьесы, он сделал роль живой, зримой, современной.
Я впервые ощутил, что такое сценическая биография — не словесная, литературная дань “системе», а настоящее творческое начало, которое непременно найдёт своё выражение в построении образа, в действиях на сцене».
Источники:
Евгений Вахтангов: Сборник / Сост., комм. Л.Д. Вендровская, Г.П. Каптерева. М.: ВТО, 1984;
Любовь к театру вопреки: Главархив — о юности режиссёра Евгения Вахтангова;
«Жизнь была бы пустой, если бы я не попал в Художественный театр»: каким был Евгений Вахтангов.
На обложке фотография Евгения Вахтангова, взятая отсюда.