Эмма Марашлян: «Когда не знаешь родного языка, внутри у тебя как будто запертые дверки»

Эмма Марашлян: «Когда не знаешь родного языка, внутри у тебя как будто запертые дверки»

Эмма Марашлян — фотограф и основательница студии Photo Atelier Marashlyan в Ереване. Благодаря большой коллекции армянских костюмов и особой атмосфере, передающей национальный колорит, фотостудия Марашлян стала знаковым местом как для ереванцев, так и для туристов со всего мира. О поисках себя и своей миссии Эмма рассказала в интервью Армянскому музею Москвы.

Эмма Марашлян

— Эмма, расскажите, как прошло ваше детство.

Я родилась в Ереване, но с 8 или 9 лет жила в Москве. У меня есть одна история, связанная с детством, которую я называю «Красный чемодан». Первые 5 лет в Москве мы постоянно думали, что с минуты на минуту вернёмся в Ереван. Мама хотела обратно, а папа всегда говорил, что ещё не время, и на этой почве у нас дома случались небольшие конфликты. Тогда мама собирала чемодан и ставила у двери — чтобы доказать отцу, что мы уедем и ничто нас не остановит. В этот чемодан я первым делом собирала свои карандаши и альбом. В Армении рисовала только ручкой — купить карандаши возможности не было. Уже много лет спустя я осознала, что эти вещи на меня очень сильно повлияли. Ведь дети верят, что всё происходящее — правда. Я очень хотела вернуться, как и мама. В Ереване у меня были подружки, любимая родня. Но всё это постепенно стёрлось из памяти — нельзя жить прошлым и теми событиями из детства. Мы переехали в 90-е, когда в России всё было не слишком хорошо в плане дифференциации культур. Но мы с этим справились, и именно поэтому я сейчас не обращаю внимания на трудности в Армении — бывает и труднее.

— Вы прожили в Москве много лет. Что подтолкнуло вернуться в Армению?

Закончила школу, затем медицинскую академию имени Сеченова, год работала по профессии — провизором-технологом. Всё складывалось благополучно. Но я часто спрашивала себя, кто я и какой национальности. Когда мне было около 20 лет, я попала в очень интересную армянскую среду в Москве — СИВАМ (Сообщество интеллектуального взаимодействия армянской молодёжи). Перед нами выступали интересные лекторы. Мы обменивались опытом, говорили о нашей культуре и важных моментах в истории, о том, что значит быть армянином. Окончательно встать на путь истинной армянки мне помогли «Открытые письма армянской интеллигенции» Гарегина Нжде и нескольких книг Джованни Гуайта — в особенности, книга бесед с Католикосом всех армян с Гарегином I «Жизнь человека: встреча неба и земли», где рассказывалось о гуманизме и человеколюбии через призму армянства. После этого я перешла к ещё одной теме, затронутой Джованни Гуайта, — это христианство и принятие христианства Арменией. Сильное впечатление оставила его книга «Крик с Арарата», состоявшая из фотографий с письмами. В ней рассказывалось о немецком фотографе-документалисте Армине Вегнере, который стал свидетелем Геноцида армян. Прочитав её, я надолго ушла в себя — у меня как будто вырвался наружу ген, отвечающий за 15-й год. Задумалась о том, чем могу быть полезна, и поняла, что обязательно должна вернуться на родину, хотя в тот момент понятия не имела, как и когда это произойдёт.

Из личного архива Эммы Марашлян

— С чего началось ваше увлечение фотографией?

Во время своего становления я достаточно часто приезжала в Армению как турист. Мне нужно было что-то забирать с собой, и я много фотографировала. Сняла всю Армению, Арцах, фотографировала каждый кустик, каждый лепесток. Мне хотелось представить это российской аудитории и выйти на международные ресурсы, чтобы показать, какая у меня древняя, красивая и интересная страна. Я начала устраивать выставки, где мои фотографии сопровождались длинными текстами — что это за монастырь, какого века и так далее. Может быть, те фото были не очень профессионально сняты, но техническая сторона меня на тот момент не волновала — я делала это для души и с душой. Чёткой направленности и понимания того, что я хочу в фотографии, тоже ещё не было. Но я начала учиться и набирать практики. Тогда на моём пути встретился преподаватель Всеволод Борисович Тоботрас, который предложил у него позаниматься. Всеволод Борисович — специалист по портретной технике. Почти год я училась снимать в студии и поняла, что это моё. Стала студийным портретистом — уже не снимаю Армению так, как делала это раньше.

— В какой момент вы окончательно отказались от работы по специальности?

Я была в хорошем смысле амбициозна и надеялась, что смогу делать и пятое, и десятое. Начав работать по профессии, быстро оказалась на лидирующих позициях. Но создав семью и родив первого ребёнка, полностью ушла в фотографию. У меня был достаточно тяжёлый период в жизни, когда я пыталась понять, чего хочу. В этом мне помогла именно фотография, она стала для меня отдушиной.

В один момент совершенно случайно оказалось, что мы с мужем должны срочно переехать в Армению. И я уже знала, что там буду продолжать заниматься фотографией, хотя меня никто в этом не поддерживал, даже мои родители. Им было жаль образования, которое я получила, и года интернатуры. Они удивлялись, как вообще можно зарабатывать на жизнь фотографией. Но я очень самостоятельный человек и перешагнула через это. Меня часто спрашивают, не жалею ли я о том, что ушла из первой профессии. Всегда отвечаю, что, по сути, не перестала ею заниматься: я общаюсь с людьми, изучаю их боли и радости, узнаю, от чего человеку хочется уйти. Делая его портрет, снимаю груз плохих эмоций. Мне кажется, у меня есть этот навык. Получая фотографию, человек в каком-то смысле лечится.

©Photo Atelier Marashlyan

— Поддерживал ли вас муж?

Муж хотел, чтобы я чувствовала себя хорошо, а где — для него было неважно. Считаю это колоссальной поддержкой. Когда я сказала, что еду в Москву покупать технику, он поехал со мной. Хотя это было безумством: на дворе стоял февраль, тридцать градусов мороза, и нашему второму ребёнку только исполнилось 3 месяца. Мама тогда спросила, зачем мне это всё. А я просто хотела фотографировать и не могла этого не делать. Устроила у себя дома студию — два источника света, одна большая тряпка возле окна — и начала снимать всех подряд. Тренировалась на родной сестре, друзьях и гостях в нашем доме. Среди них были очень интересные люди. Например, я снимала Машу Капицу, дочку великого физика Капицы, адвокатов, которые входили в десятку лучших в арбитражных судах Лондона. Через два года стало понятно, что нужно открывать свою фотостудию.

— Как родилась концепция фотостудии?

Поскольку я твёрдо решила связать свою деятельность с армянством, мне хотелось отразить это в фотостудии. Стала узнавать, какие в Ереване есть фотостудии, сколько там фотографов и что это за люди. Знаете, мне очень помогает моя первая специальность — я всё-таки химик. А химия — так или иначе, это аналитика, поэтому я всю жизнь всё анализирую. Проведя анализ рынка, я увидела, что интереса к национальной культуре в таком масштабе, как бы мне хотелось, в Армении нет. По этой причине за основу был взят национальный костюм. Поначалу многие меня отговаривали, считая, что это не очень интересная тема для армян, которые привыкли жить легко и без тягомотины. Мол, они не будут переодеваться в костюмы — это неудобно. Но я знала, что моя идея сработает, если представить всё красиво. Стала искать тех, кто шьёт костюмы. Найти людей, которые разделяют мои представления об этом, оказалось не так просто. Гагик Гиносян, основатель танцевального ансамбля «Карин», посоветовал мне обратиться к Тагуи Симаворян, которая шила для них костюмы и работала в культурном центре «Терьян». Я объяснила Тагуи, чего хочу, и для начала заказала костюмы для себя и своей семьи, чтобы посмотреть, что из этого получится. А после этого приняла решение заказать их уже для студии, и мы начали сотрудничать.

©Photo Atelier Marashlyan

— Сразу почувствовали интерес к вашему проекту?

Приходя в фотостудию, многие удивлялись сами себе — люди никогда не думали, что наденут костюм, чтобы сфотографироваться. Но им нравилось, как я преподношу национальную одежду, и для меня это стало первым сигналом того, что я всё делаю правильно. Потом появились те, кто, можно сказать, давал мне благословение, делал подарки, хвалил. Мои фотографии разлетались по всему фейсбуку, мне звонили из диаспоры — тогда я поняла, что делаю действительно важную вещь. Это невероятно мотивирует! Критика нужна в любом случае — без неё нет развития. Но когда тебя никто не хвалит, ты как будто никому не нужен — в конечном итоге я бы просто перестала этим заниматься.

— Сколько человек в команде Photo Atelier Marashlyan?

У меня есть пять-шесть постоянных фотографов и два внештатных (мы часто выезжаем), ретушёр, администратор и PR-менеджер. Я удачливый человек в том смысле, что мне часто встречаются единомышленники. А те, с кем нам не по пути, надолго рядом не задерживаются. С самого начала с нами Кристина. Когда она пришла ко мне в студию, снимать не умела вообще. Но я увидела в ней большое желание и чувственность, без которой невозможно заниматься фотографией. С моей помощью она освоила мастерство и за эти 5 лет стала нашим ведущим фотографом — большинство фотографий сейчас делается её руками. Потом появилась Луиза, которая отвечает за все процессы, происходящие в студии, начиная звонками и заканчивая нашей базой данных. Мы фиксируем каждого человека, чтобы найти его фотографию, допустим, через 5 лет. Принимая человека на работу, я всегда говорю, что он должен сначала узнать весь процесс, происходящий в студии, и полюбить это. Мне нужно видеть огонёк в его глазах. Главное, на чём всё строится — это любовь.

— Какие главные задачи ставит перед собой фотостудия?

Photo Atelier Marashlyan уже зарегистрировано на Tripadvisor и стало своего рода достопримечательностью. Это не просто фотостудия — мы представляем армянскую культуру, о которой должен знать весь мир. За 5 лет нашего существования мы получили различные награды и множество положительных отзывов. В этом году нас удостоили премии «Лучшая организация по сохранению народных традиций». Мы трепетно относимся к каждому аспекту нашей студии и ставим перед собой сложные задачи — например, я не приемлю костюмы из лоскутов. Материал очень важен: люди, которые надевают эти костюмы, должны почувствовать шёлк, хлопок. Наши фотографы стараются делать грамотные снимки с интересной светотехникой. У меня большой архив старых фотографий, на которые мы ориентируемся. Изучаю работы армянских фотографов, снимавших 100 лет назад: какой свет они использовали, как выстраивали композицию. Студий, которые фотографируют пары, в Ереване много. И вообще за последние 5 лет здесь произошла эволюция: открывается много новых, более технически оснащённых фотостудий. Но интерес к семейной фотографии в полном смысле этого понятия возродили именно мы — в Photo Atelier Marashlyan приходят достаточно зрелые люди, бабушки и дедушки. Иногда фотографируются по 4 поколения. Это для меня невероятно ценно, но я также осознаю, что на мне большая ответственность: снимать нужно так, чтобы это попало в семейный архив. Второй важный аспект нашей работы — это популяризация национальной одежды как идентификатора, паспорта армянского человека.

— Как определить ценность фотографии?

Каждый человек определяет это для себя сам. Для меня самое важное — момент соприкосновения. Я могу быть ошарашена сюжетом, композицией или светом, даже если фотография снята на телефон, и при этом ничего не почувствовать, глядя на снимки именитых фотографов. Есть фотографы-эгоисты, которые снимают исключительно для себя: только они сами понимают, что на их снимках — чем непонятнее, тем круче. Я же люблю фотографию простую, говорящую, мне не нравится изощряться. Вы тоже должны понимать, что я фотографирую. Сейчас я сильно увлечена Ван Гогом. Смотрю на его «Подсолнухи», и меня переполняют чувства. Настоящее искусство в фотографии, как и в живописи — когда ты смотришь на изображение и тебя берёт напряжение.

— Назовите ваши главные источники вдохновения.

Меня вдохновляет живопись, книги и музыка. Общаюсь со многими современными армянскими музыкантами, которые пропагандируют красивую музыку. Наконец-то, помимо всех этих неправильных нот с очень сильным османским влиянием, появилось что-то армянское. Фильмы смотрю очень редко и только те, которые рекомендуют близкие, зная мой характер — у меня слишком высокая восприимчивость. Не могу видеть насилие ни над животным, ни над ребёнком, ни над взрослым человеком. Важным для моего роста аспектом являются путешествия. К сожалению, сейчас мне не удаётся часто ездить куда-то, но мы не должны годами находиться в одной точке, даже если это наша родина — знакомство с другими культурами помогает лучше понять свою. Ещё один источник вдохновения — мои друзья.

©Photo Atelier Marashlyan

— А кто из других фотографов вас вдохновляет?

В начале своего пути на одной презентации я должна была представить своего любимого фотографа. Это легендарный Юсуф Карш — армянин-портретист, который снимал очень известных людей. Он не изощрялся и снимал личность, но в его фото всегда присутствовало много авторского «я». Уверена, что в нашей стране огромное количество талантливых людей, которые ещё зададут вектор всему миру. Среди армянских фотографов это в основном девушки — не знаю, будут ли они рады, если я назову их имена.

— Насколько, по-вашему, для человека важна его национальная самоидентификация?

Я считаю, что человеку, который не осознаёт, кто он, в жизни очень тяжело. Переехав в Ереван 8 лет назад, никак не могла понять — я всё-таки армянка или уже окончательно русифицировалась. Естественно, этот вопрос касался не генотипа. Менталитет у меня до сих пор совершенно другой, но постепенно произошла некая адаптация.

— Какой язык вы считаете родным?

Теперь я не так часто использую русский язык, больше армянский. Даже какие-то предложения на русском начинаю строить неправильно, и иногда самой от этого становится смешно. Армянского я раньше практически не знала, только чуть-чуть на разговорном уровне — в семье мы разговаривали по-русски. Переехав в Армению, начала много читать и писать по-армянски. Хотелось чувствовать себя полноценной гражданкой этой страны. За 8 лет я выучила армянский и теперь свободно им владею. Мои дети в этом смысле немного пострадали, потому что у них два языка, но ни в одном из них стопроцентных навыков нет. Надеюсь, постепенно всё сбалансируется. Когда не знаешь родного языка, внутри у тебя как будто запертые дверки. Открыв их, узнаёшь о себе и об окружающем мире намного больше.

— Изменили ли ваши родители отношение к тому, что вы делаете?

Мама до сих пор с опаской воспринимает некоторые мои идеи, но в целом с пониманием относится к тому, что я делаю. Вся моя семья теперь рядом со мной. Родители тоже вернулись в Армению, хотя не думала, что мне удастся их уговорить — особенно отца. Переехав в Ереван, поняла, что мне без них безумно тяжело, я очень скучала. Разговаривая с родителями по скайпу, каждый раз замечала, что у них появилось ещё какое-то количество морщинок и седых волос. Много плакала и не могла смириться с тем, что это происходит без меня. Заметив мои переживания, мама вернулась. А отец долго боролся со мной, у нас были очень тяжёлые разговоры. Он остался в Москве ещё на 2 года, но в конце концов тоже переехал, как и моя младшая сестра. Она создала здесь семью, и у них родился очаровательный ребёнок.

— Вы мама троих детей. Как удаётся всё успевать?

Думаю, я хороший организатор — умею управлять процессами и в студии и дома. Многозадачность, умение думать одновременно в разных направлениях — это про меня. Я чётко знаю, кто за что отвечает, и это сильно облегчает мне жизнь. Конечно, бывают форс-мажорные ситуации, когда нужно быстро реагировать, и этот навык у меня тоже есть.

Из личного архива Эммы Марашлян

— Какие у вас творческие планы?

Меня всегда вдохновляли сложные задачи. Сейчас поставила перед собой цель реализовать очень важный проект, о котором пока не могу говорить. Но это в любом случае будет связано с фотографией и национальной одеждой.

— О чём вы мечтаете?

У меня двое сыновей, и я хочу, чтобы не было войны. Пусть они служат в армии, но над ними будет мирное небо. Иначе я сама пойду воевать вместе с ними.

Беседовала Татьяна Тростникова,
журналист, медиа-менеджер, блогер и путешественник

Эмма Марашлян: «Когда не знаешь родного языка, внутри у тебя как будто запертые дверки»