Сотрудники центра эстетического воспитания имени Генриха Игитяна всегда были максимально внимательны к проявлению творческих способностей детей — здесь подрастающее поколение не только приучают видеть красоту, но и приобщают к созиданию гармонии мира. Огромную роль в формировании деликатного воспитательного процесса сыграл Генрих Суренович Игитян, директор центра и знаменитый армянский историк искусств (ушел из жизни в 2009 году). Игитян сам чутко реагировал на новейшие тенденции в искусстве и оперативно обучал окружающих новым эстетическим форматам. Творческий и нестандартный подход к работе с детьми Игитян сумел привить своим коллегам — это стало традицией. С педагогом центра, Соной Баноян, побеседовала корреспондент Армянского музея Москвы Кари Амирханян. Говорили о том, как любовь, гобелены и батики способны растопить сердца арцахских детей.

В центре имени Игитяна свой досуг армянские дети от 6 до 16 проводят и сегодня. Творят. Радость от творчества в художественной студии идет против основ математики: она умножается, когда ею делятся. Именно такую тактику в общении с арцахскими детьми, вынужденно покинувшими свои дома из-за войны, выбрала воспитатель и художник центра Сона Баноян. У нее есть идея — сделать выставку картин детей из Арцаха. Причем в экспозицию войдут и незаконченные их работы — кто-то из ребят, по ряду причин, вынужден был покинуть Армению и вернуться в родные пенаты. Впрочем, это не помешает куратору создать цельную и оригинальную выставку, где незавершенные картины предстанут в виде ребуса, дав зрителю возможность догадки.

Фото: из архива Соны Баноян

Когда Соне Баноян представили 35 детей из Арцаха, она даже растерялась — ни сленга их не знает, ни настроения особого нет (ее сын воевал тогда в Агдаме). Но, быстро собравшись с мыслями, она убедила себя в том, что дети не помешают, они только помогут мобилизовать ее жизненные силы.

Сона рассказала мне, что все дети — очень интересные, яркие, с огромными глазищами. На первых порах карабахский диалект и незнание их норм языка явно затруднило общение учеников и воспитателей. Тогда педагоги попробовали говорить так же, как и дети. Не сразу, но благодаря общей работе и желанию рисовать, были преодолены все препоны непонимания и отчуждения. На сегодняшний день воспитанников осталось всего 12, и Сона не исключает, что кто-то из них останется в Армении навсегда.

«…Я наблюдала за ними и видела, что за ясными и лучистыми глазами у некоторых из них таится своя история, порой очень болезненная. И тут я решила дать им задание: нарисовать большую птицу — такую, какой нет в природе, но есть у них в воображении. К тому же, они должны были не только нарисовать, но и разместить её в излюбленном ими месте. Рисовали тем, что было под рукой: красками, карандашами, фломастерами, мелками. Разрешалась смешанная техника, словом, полный карт-бланш. Через некоторое время перед нами предстало стильное зрелище — один образ круче другого. И вдруг смотрю — на птице разбрызгалась краска. Боясь, что образовавшаяся клякса может расстроить ребенка, пытаюсь либо зачистить ее, либо сымпровизировать на предмет абстрактных пятен, но малыш останавливает меня и серьезно говорит: „Не трогайте, это же кровь!“. Тут только я заметила, что поместил он свою птицу не где-нибудь, а на дуле автомата. Я не стала его переубеждать…»
Сона Баноян, художница

— С 1983 года вы работаете в центре, где приобщаете детей к гобелену и батику. Не сложно ли им работать в этой технике?

— Сложно, потому что гобелен — это не простая картина или вышивка. Для того чтобы соткать его, нужно, как минимум, несколько лет. Ребенок, который берется за гобелен, не может эти три-четыре года постоянно сидеть за ткацким станком. Он растет и меняется его мышление. Поэтому, куда полезнее и вернее научить ребенка технике гобелена и батика, а время уже покажет, насколько серьезно он займется ими. Поэтому, вначале мы рисуем, рассуждаем, мыслим. Важны концепция, рисунок и, главное, отношение к сделанному. Надо непременно любить, чтобы создавать искусство. Как только ребенок сам проявляет желание перейти к гобелену, я понимаю, что он созрел для творчества.

Гобелен «Моя борьба». Фото: из архива Соны Баноян

— Ручная роспись по ткани — и гобелен, и батик — эти два вида декоративно-прикладного искусства привлекают все большее внимание в современном искусстве. Более того, они как нельзя лучше вписываются в современный дизайн помещений. Насколько для вас привлекателен новый, более авангардный «слог» в гобелене?

— Я за классичность. Выбор колорита, четко проработанная композиция и прописанные до мельчайших подробностей детали мне больше импонируют. Как шпалера [безворсовый ковер с сюжетной или орнаментальной композицией, вытканный вручную методом перекрестной нити. — Прим. ред.]. Я не люблю искусственные эффекты. Жизнь эффекта коротка. И в гобелене, и в батике для меня важно осязание пространства и воздуха. В основном, это настроение и эмоции, основанные на воспоминаниях и ощущениях.

— Пять-шесть лет назад, когда я впервые увидела ваши работы в батике, то была поражена их 3D-эффектом, — настолько они были необычны и оригинальны. Нынче это стало почти общеупотребительным стилем и формой мышления современного мастера.

— Все верно, я стала создавать трехслойный батик. Если обратиться к истории, то за две тысячи лет существования батик претерпел немало изменений. Появились разнообразные техники росписи шелковых полотен. Эта техника трехслойного батика достаточно сложна — она позволяет добиваться неожиданных тонких цветовых решений, нюансов, очертаний, особой глубины восприятия. Бывает и так, что фон выполняет роль главного пластического акцента.

Гобелен «Растения». Фото: из архива Соны Баноян

— На мой взгляд, в гобелене вы более конструктивны, в батике — более утонченны. В чем существенная разница техник?

— Если в гобелене виден почерк, то батик — тайнопись. Для батика нужна скорость, для гобелена — внимательность. Дело в том, что в батике используются особые краски — на водной основе и акриловые. Это роспись по шелку, и, в то же время, разнообразие красок, которые оставляют свои неповторимые разводы на ткани. А эти разводы, в свою очередь, дают ощущение движения. Краски быстро засыхают — ошибаться нельзя. Батик — это состояние души, отраженное на ткани. А с гобеленом можно «общаться» подолгу. Палитра ниток, запах ниток — к ним привыкаешь и уже не можешь не работать в этой технике. Хотя приобщение мое к гобелену произошло не сразу и не так легко…

— В Армении гобелен сложно входил в обиход художников. В Москве уже устраивались международные выставки, а в Ереване только осваивали технику. Почему?

— Помнится, еще в 1988 году я заключила договор с Москвой на создание гобелена. Это должен был быть триптих. Связала одну из центральных картин и решила перед отправкой в Москву показать ее в Союзе художников. Неожиданно для меня этот гобелен имел большой успех — он занял 1-е место, и его приобрело наше Министерство культуры. Пришлось срочно делать новую работу для Москвы. Наконец второй гобелен мой был готов. Это были незабываемые «вечера слайда» в Гурзуфе, где «крутили» километрами гобелены. Каждая страна показывала свои работы. Обычно, когда демонстрировали очередной гобелен, присутствующие в зале начинали аплодировать. Наконец очередь дошла и до меня. Показывают одну мою работу, вторую, третью… Никаких аплодисментов. Я замерла: неужели не понравилось? И вдруг все поднялись с кресел и громко зааплодировали. Радости моей не было предела.

Гобелен «И ты тоже». Фото: из архива Соны Баноян

— Есть такая дзен-присказка: «Постучи в небеса и прислушайся к звуку». В своей последней работе «И ты тоже» вы как будто и не стремитесь к божественно-гармоничному целому, а растягиваете страхи и страсти людей в вертикали по отношению к небу. Динамичные фигуры людей тянутся ввысь. Что вы хотели этим сказать?

— Это выход в другую сферу — озарения. Я не делала гобелены около 25 лет. Где-то в феврале этого года приступила к работе и закончила ее в конце лета. Что-то в этой работе отразило и сегодняшний мой настрой. И каждый смотрящий на эту работу может почувствовать, что и он тоже в этой вертикали. Если сжато, то в гобелене отразилась потребность в силе безграничной Вселенной, откуда идет виртуальная энергия и поддержка родителей.

Журналист Кари Амирханян (Ереван) специально для Армянского музея Москвы.

Фото обложки © Грант Саакян

Справка Армянского музея Москвы

Сона Баноян

1. Факты

С 1990 года по сей день персональные выставки Соны Баноян были представлены в Москве, Ереване, Франции, Швеции, США, Германии, Сирии, Ливане, Израиле, а также в рамках фестиваля армянской культуры во Франции. Сона Баноян являлась членом оценочной комиссии Министерства культуры РА с 1987 года.

2. Выставки

2020 г. — Участие в групповой выставке в городе Шуши, организованной Союзом художников РА

2019 г. — Персональная выставка «Виртуальные глаза» в Ереванском Музее современного искусства

2011 г. — Персональная выставка в Пекине, организованная Министерством культуры РА

2010 г. — Диптих «Комитас», исполненный в технике батика. Выставка приурочена к 95-й годовщине Геноцида армян

2007 г. — Участие в парижской выставке «Год Армении во Франции»

2001 г. — Участие в Республиканской выставке, посвященной 1700-летию принятия христианства в Армении

2001 г. — Участие в итальянской выставке «Данте в работах армянских художников» в Равенне

2000 г. — В рамках программы «Восток-Запад» участие в фестивале армянской культуры во Франции

1998 г. — Республиканская выставка «Красное окно»

1990г. — Персональная выставка «Новые имена» в ЦДХ (Москва)

3. Награды

2012 г. — Заслуженный деятель культуры РА

2011 г. — Памятная медаль премьер-министра РА по случаю 20-летия независимости РА

2003 г. — Благодарственная грамота Министерства культуры РА

1989 г. — Присуждена Первая премия Союза художников Армении за гобелен «Моя борьба»

Художница Арменуи Мартиросян: «Степанакерт — это „город мастеров“, который обязательно воссоздадут из руин»

«Салон 2020» в армянском арт-пространстве отразил рефлексии недавней войны