«Чаша Грааля» Комитаса: музыка как голос жизни для раненого народа
Комитас открыл природу наших песен и закономерности этой природы. Он сделал эти закономерности своими, сделал их конструктивной основой своего искусства. На этой основе он создал свою неповторимую полифонию, неведомую европейской музыке, наш эталон плотности звукового мышления и наш метод движения звукового потока: границы взаимодействия света, воздуха и твёрдых тел, плавных и шероховатых, подчёркнутых движений, наше понимание и порядок света и тени, ночи и дня, полёта и падения души в песне. Комитас создал искусство, соответствующее его знанию армянской песни, конструктивные законы которой являются формами выражения законов природы с их вечным стремлением к совершенству.
Тигран Мансурян
В летописи каждого народа встречаются личности, чьё духовное и творческое величие оказывается настолько грандиозным, что оно преодолевает границы своего времени, чей талант и наследие оказываются навсегда вплетёнными в саму ткань национальной идентичности. Они становятся живыми воплощениями самой сути своего народа. Таким феноменом в армянской культуре стал Комитас Вардапет. Композитор, музыковед, учёный-фольклорист, священнослужитель сумел услышать и переложить на язык музыки сокровенный голос нации. Комитас дал ответ на вызов истории. Его творчество стало акустическим мостом через бездну молчания, в которую мог бы погрузиться народ, переживший Геноцид. Если тишина после катастрофы была звенящим эхом боли, то музыка Комитаса стала голосом исцеления, который эту тишину развеял. Наследие его превратилось в оплот, наделивший народ силой не для одного лишь выживания, но для победоносного отстаивания своей уникальной культуры.
Судьба уготовила Согомону Согомоняну, появившемуся на свет в 1869 году в Кютахье, одном из древнейших городов на территории современной Турции, в семье музыкантов, трудный путь. Рано осиротевшего мальчика ожидало становление в стенах Эчмиадзинской духовной семинарии. Однако именно здесь, среди молитв и богословских книг, его божественный дар зазвучал в полную силу. Само Провидение, казалось, отметило его своими дарами: голосом редкой красоты и столь же редкой одарённостью. Эти способности с первых дней не ускользнули от проницательного взора наставников. И когда, по завершении семинарии, юноша облачился в монашеские ризы, приняв имя Комитас (в честь богослова, духовного композитора, католикоса VII века), в этом выборе прозвучало нечто большее, чем простая дань памяти. То было предзнаменование, первый шаг на порог уготованного судьбой духовного свершения.
Оставшись преподавать в семинарии, отец Комитас всецело погрузился в титанический труд: он собирал по крупицам, изучал и приводил в стройную систему многовековое наследие армянской музыки. Но его пытливый ум жаждал большего. Влекомый жаждой совершенства, он отправился в Берлин, оплот европейской науки. И здесь случилось удивительное: впитывая в себя мудрость западной музыки, армянский монах-ученик нежданно для всех явился Европе в роли учителя и пророка. Именно ему, Комитасу, было суждено стать тем голосом, который донёс до изумлённой Европы сокровенную мощь древних духовных распевов и сердечную боль народных мелодий Армении. Так он явил миру целую музыкальную вселенную, дотоле пребывавшую в безмолвии. Им была создана новая, стройная система музыкального образования, были рождены семинарский хор и оркестр. Но главный его подвиг лежал в иной плоскости. Охваченный почти священным трепетом перед исчезающей древней культурой, Комитас пустился в странствия по армянским сёлам. Слух его ловил и запечатлевал тысячи напевов. Он спешил, словно соперничая с неумолимым временем, спасая от забвения душу своего народа, запечатлённую в музыке.
Однако рамки Эчмиадзина стали для него тесны. В 1910 году, лелея дерзновенную мечту о создании национальной консерватории, Комитас перебирается в бурлящий Константинополь. Но здесь его ждало горькое разочарование: холодное равнодушие официальных кругов стало стеной, о которую разбивались его смелые замыслы. Казалось бы, его миссия обречена на провал. Но именно в этот период деятельность достигла невиданного размаха. С неукротимой волей он создаёт в Константинополе свой знаменитый хор «Гусан». Триста голосов, слившихся в мощный, пронзительный инструмент. Этот коллектив, чьё пение, идущее от самых корней народа, покоряло слушателей, стал настоящим триумфом. Дирижёр, солист, просветитель: Комитас являл миру все свои грани, а его лекции и концерты становились подлинными событиями. Виртуозная игра на флейте и фортепиано в сочетании с магическим даром эмоционального воздействия делала его исполнение буквально пронзающим сердце, оставлявшим слушателя потрясённым и покорённым. Молва о феномене – священнике и музыканте из Армении – вскоре долетела и до самых вершин европейской культуры. Клод Дебюсси, Камиль Сен-Санс, Венсан д'Энди, Габриэль Форе – цвет музыкальной Европы – с восхищённым уважением склонялись перед его уникальным талантом, признавая в нём не просто коллегу, но и хранителя древней культуры.
Шум и блеск Константинополя обрушились на Комитаса гнетущей тишиной непонимания. В отличие от Эчмиадзина, где он дышал в такт родной земле, здесь он не нашёл душ, откликавшихся на его грандиозные замыслы. Но изоляция не иссушила родник его творчества; напротив, она направила его вглубь. Именно в эти годы, отрешённый от суеты, он весь отдался духовной музыке, создав свой главный шедевр – «Патараг» («Литургия») для мужского хора.
Параллельно зрела и его научная мысль. С трибуны Международного музыкального общества в Париже он представил два доклада, озаривших европейских учёных светом армянской музыки. Успех был столь велик, что его настоятельно просили выступить с новыми лекциями. В своём выступлении он затронул тему времени, места, акцентуации и ритма армянской музыки, окончательно утвердив свой авторитет.
Но судьба, этот немилосердный драматург, уже готовила ему роль мученика. Весной 1915 года, в роковой день 24 апреля, его, вместе с цветом армянской интеллигенции, схватили младотурки и депортировали вглубь Анатолии. Ужасы, свидетелем которых он стал (методичное уничтожение его народа), раздавили его душу. Хотя влиятельные ходатаи и вырвали его из лап смерти, вернулся лишь призрак великого человека. Пережитый кошмар сокрушил его разум, погрузив в бездну молчания, из которой ему уже не суждено было выйти.
Последние почти двадцать лет своей жизни Комитас провёл в стенах лечебницы под Парижем, в тишине, отгороженный от мира, который больше не мог ему ничего дать. Его земной путь, истерзанный внутренними бурями, оборвался в 1935 году. Но на этом его скитания не завершились: спустя время прах великого музыканта был перевезён на родину, чтобы обрести вечный покой в ереванском Пантеоне, среди тех, кто составил духовную славу Армении.
Эта посмертная репатриация стала исполнением высшей справедливости. Ведь чудовищный замысел младотурков в 1915 году был направлен не только на истребление армянской плоти, но и на то, чтобы вырвать с корнем её душу, уничтожить её культуру, память, само её дыхание. В этом тотальном походе против целой цивилизации наследие Комитаса (его хоры, его научные труды) стало несломленным бастионом духа. Каждая его нота, сохранённая и пропетая, превратилась в акт сопротивления, в победу над тем забвением, которое пытались уготовить его народу.
«Чаша Грааля», дарованная Комитасом своему народу, есть глубоко выстраданный духовный символ. Следуя мысли Католикоса Вазгена I о том, что Комитас открыл армянам их собственную душу, можно сказать, что «Чаша» и является тем самым сосудом, в котором эта душа не только собрана, но и сохранена для будущих поколений. «Амальгама чувств» многострадального народа в этой «Чаше» представляет собой кристаллизованную в мелодиях силу духа, достоинство в страдании и несгибаемую волю к жизни, которые Комитас разглядел в народном творчестве. Его собственные композиции, вырастающие из этой фольклорной почвы, и есть тот самый бальзам, настоянный на армянских мелодиях и песнях. Он не стирает память о ране, но претворяет боль в высшую форму её осмысления, в искусство.
Спустя столетие голос Комитаса не просто звучит. Он пульсирует в сердцевине армянской идентичности, находя своё воплощение в новых поколениях сынов и дочерей Армении. Они, разбросанные по миру волнами истории, стали живыми носителями его наследия и, по сути, проводниками того самого исцеления, которое источает его музыка. Скрипачи, пианисты, дирижёры, певцы не просто озвучивают ноты, записанные рукой маэстро. Они становятся сотворцами, продолжающими его миссию. Выходя на сцены храмов культуры различных стран мира, они совершают своеобразный сакральный акт. Когда в залах звучит «Крунк» («Журавль») или пронзительные строки из «Патарага» («Литургии»), сквозь полифонию оркестра и тембр человеческого голоса миру говорит душа армянского народа (не сломленная, элегичная, но исполненная достоинства и тихой силы). В эти моменты рана, о которой шла речь, перестаёт быть внутренней, сокровенной болью одного народа. Она становится общечеловеческой темой, понятной каждому, кто знает цену утраты и стойкости. Они, стражи наследия Комитаса, этой «Чаши Грааля», доносят его музыку до самых разных аудиторий, поддерживая трепетный диалог с наследием. Они находят в его мелодиях новые грани, обнажая их современное звучание, доказывая, что Комитас не реликт прошлого, а собеседник для XXI века. Через их искусство «бальзам» его музыки изливается как на армян, тоскующих по исторической родине и вспоминающих о красоте и силе своих корней, так и на всех слушателей, соприкасающихся с этой музыкой. Она говорит на универсальном языке страдания и утешения. Она служит живым доказательством того, что даже самая сильная боль, став искусством, может очищать душу и дарить надежду.
Луи Лалуа и Комитас. Комитас выступает с докладом на V конгрессе Общества Международной музыкальной конференции. Париж, июнь 1914 года. Источник
Жанр «антуни» (антун (անտուն) — «странник»), к которому принадлежит одноимённая песня Комитаса, представляет собой стон армянской души, вековую тоску по утраченному очагу. В его строгих, аскетичных мелодиях заключена вся скорбь изгнания, вся боль народа, лишённого крова. Словно провидец, Комитас сумел воплотить в строе музыкальных фраз всю безмерную скорбь вечного изгнанника, обречённого на скитание по чужим пределам. Спустя долгие десятилетия после его ухода, в 1969 году, когда отмечалось столетие со дня рождения Мастера, эта полная тоски мелодия обрела второе рождение, на сей раз в языке танца. Так на сцене Ереванского театра оперы и балета явил себя миру балет «Антуни» (пронзительный реквием и торжественное посвящение его памяти). По зову хореографа Максима Мартиросяна собрались представители армянской культурной элиты: композитор Эдгар Оганесян, живописцы Минас Аветисян и Роберт Элибекян. Их творческий союз породил спектакль-реквием. В основу либретто легла поэма Паруйра Севака «Неумолкаемая колокольня» (монументальное слово, отвечающее гениальной музыке). Так родилось одно из самых значительных произведений, в котором армянское искусство вновь возвысило голос во славу своего великого певца и во имя вечной памяти о нём.
И ныне чада его народа (музыканты, чьи пальцы и голоса оживляют наследие мастера) стали новыми «вардапетами». Подобно древним проповедникам, они словом и звуком несут в мир неугасимый свет армянского духа. Они строят мосты там, где история воздвигла стены. Их успех и признание на мировой сцене служат актом и личного, и национального триумфа. Это доказательство того, что голос народа, который хотели заглушить, звучит сегодня громко и уверенно.
Неся «свой крест христианский», армянский народ обрёл в музыке Комитаса не только утешение, но и сакральное подтверждение своего права на существование. Чаша Грааля в средневековых легендах дарует жизнь, бессмертие и духовную силу. Так и наследие Комитаса стало живительным источником, который, подобно «началу, у которого нет конца», позволяет народу черпать из него свою идентичность, укреплять дух и продолжать жить, неся в себе память о прошлом, не становясь его заложником. Это дар, который действительно должен жить в народе, а народ – в нём, отныне и навсегда.
Тигран Мариносян,
кандидат философских наук,
руководитель отдела международных связей
Академии гуманитарных исследований,
заведующий отделом философии образования
журнала «Философские науки».