В троице культовых армянских живописцев Татевосян-Сарьян-Суренянц последний занимает особое место, будучи основателем исторического жанра в армянском изобразительном искусстве. 10 марта, в день рождения Вардгеса Акоповича Суренянца, Армянский музей Москвы вспоминает главное о художнике-денди, который при всём своём европейском лоске был глубоко национальным гением.

Он бесконечно учился в своей жизни. Сначала поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества в 1879 году, а затем и в Академию художеств в Мюнхене в 1885-м. Художник много бывал за границей, постоянно жил и работал в Москве и Петербурге, но темы его картин, на протяжении всей жизни неизменно связывали Суренянца с родиной, как бы свидетельствуя о присутствии у художника особой, «внутренней Армении».

Отец и сын

Вардгес Акопович Суренянц родился 10 марта 1860 года [по старому стилю — 27 февраля. — Прим. ред.]. Примечательно, что первые годы он жил Ахалцихе, городе — живом свидетеле османских завоеваний, где большую часть населения составляли эрзрумские армяне.

Когда Вардгесу не было и восьми лет, Суренянцы переехали в Симферополь. В «Очерках о Серебряном веке Крыма» профессор искусствознания А.И. Коваленко рассказывает, что семья священника прибыла «к своим дальним родственникам Айвазовским», и добавляет, что интерес к живописи привил юному Вардгесу никто иной как прославленный маринист — сам Иван Константинович Айвазовский.

Тут необходимо сделать ремарку — важную для понимания философии живописи Суренянца, пронизанной мифологизмом, с присущими ему героическими архетипами.

Отец Суренянца — Акоп Суренянц — священнослужитель, преподавал Закон Божий и историю Библии в армянских школах. В семье Суренянцев царил патриархальный уклад, а библейские персонажи с подачи высокообразованного отца, похоже, были «хорошими знакомыми» будущего художника с ранних лет. Суренянц-отец был человеком успешным и сделал прекрасную церковную карьеру: в 1872 году его назначают пресвитером Московской Армянской епархии — должность чрезвычайно высокая с точки зрения иерархии Армянской апостольской церкви. Это назначение позволило всей семье переехать в Москву. Наверное, образ отца и те образовательные возможности, которые, благодаря родителю открылись, сыграли важную роль в формировании личности Вардгеса. Биографы художника предполагают, что глубокий и величественный библейский метафоризм, который присутствует в зрелых работах Суренянца, — это плоды семян, посаженных в детстве — детстве, пропитанном христианским воспитательным духом.

Примечательно, что ещё в годы симферопольского отрочества строгий родитель определил будущее сына — он должен пойти по его стопам и стать священником. Сначала так и было. В течение двух лет Вардгес осваивает все науки, необходимые для изучения теми, кто выбрал для себя духовное поприще. Однако религиозное образование он прерывает, чтобы пойти учиться на художника — в возрасте 15 лет. И хоть из Вардгеса не получилось исповедника, эти два года семинарии не прошли даром. Он прекрасно изучил грабар [древнеармянский язык. — Прим. ред.], что позволило ему в будущем сделать перевод трагедии Шекспира «Ричард Третий» [в 1889 году. — Прим. ред.] для прославленного армянского актёра Петроса Адамяна.

Пути служителя культа Суренянц предпочёл другой путь — путь художника. Путь нестабильный, волнительный и, наверное, единственно возможный для такой разносторонней личности, как он.

Две школы

Итак, Москва конца XIX века распахнула перед Вардгесом двери в будущее. Юноша, как говорили в дворянской Москве, «поступает в обучение» на отделении архитектуры Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Но курс училища Суренянц не завершает. Отправившись в новое странствие в поисках своего истинного предназначения, он едет в «мекку живописи и архитектуры» тех лет — в город Мюнхен. Рим и Париж — не были единственными точками притяжения всех художников мира XIX века. Многие начинающие живописцы устремлялись в Мюнхен — учиться у художника и скульптора Франца фон Штука, специалиста графики и писателя Томаса Теодора Гейне, крупнейшего архитектора, дизайнера и основателя немецкого модерна Петера Беренса. Вардгес поступает на архитектурный факультет Мюнхенской академии художеств.

*Франц фон Штук. «Голова Медузы», 1892. Источник: avatars.mds.yandex.net*

Стоит ли говорить, что именно немецкий модерн повлиял на творчество Суренянца? После пяти полных лет обучения, он заканчивает факультет живописи Фрица Каульбаха — немецкого мастера выразительного женского портрета во французском стиле XIX века, автора аллегорий и исторических картин. Каульбах, кстати, очень близок Суренянцу, так же, как фон Штук.

Суренянц буквально впитывает приёмы мюнхенской школы, выбрав для себя в качестве стержня выразительную линию модерна — стиля, набиравшего силу в то время. Выбор торжественных тем, яркое раскрытие фабулы, а также загадочная колористика художника — всё это детали сформировавшегося к окончанию академии индивидуального стиля Суренянца. Он выбирает сусальность золота, серебро лунного света и перламутр подводных раковин. Ещё один приём — дымчатость, как у Леонардо. Сфумато — необходимо для живописи, которая считается исторической, чтобы придать ей статус художественного произведения, в основе которого кроется тайна — события и бытия, творческого гения и потаённого, сокрытого от глаз источника вдохновения. Глядя на картины Суренянца точно знаешь — это не иллюстрации конкретного события, а динамичная и живая живопись, которую можно интерпретировать.

*«Поклонение». Источник: shop.gallery.am*

Получив у немецких модернистов путёвку в жизнь, Суренянц отправляется в традиционное для молодых художников путешествие по Италии. Он посещает лучшие музеи Рима, Флоренции, Милана, Венеции, где изучает античное искусство и эпоху Возрождения. Обязательная остановка на маршруте — остров святого Лазаря в Венеции, где художник некоторое время проводит с мхитаристами. Здесь он стремится познать искусство армянской средневековой книжной живописи, а также создает известнейшие портреты А. Багратуни, Микаэла Чамчяна, Е. Товмачяна. Впервые Суренянц пробует себя как теоретик искусства именно после этой поездки — публикует подробную статью об армянской архитектуре в журнале «Мегу Айастани» [«Пчела Армении». — Прим. ред.] в 1883 году.

*Портрет Мкртича Хримяна, 1909. Источник: armmuseum.ru*

Теоретик искусства

Довелось Суренянцу побывать и в Иране. Произошло это в 1885–1887 годах в составе экспедиции Валентина Алексеевича Жуковского — востоковеда-ираниста, изучавшего суфизм и персидский фольклор. Поскольку фотография тогда не была ещё так развита, в каждую экспедицию приглашался штатный художник — зарисовывать памятники, типажи и натуру. В перерывах между выполнением основной работы в Иране, Суренянц набрал фактуры для будущих полотен, написав много этюдов.

Деятельность теоретика искусства он продолжил в Эчмиадзине. В 1890–1891 годах преподавал теорию живописи и общую историю искусства в Эчмиадзинской семинарии Геворгян. Пребывая в Эчмиадзине, художник продолжает практиковать — копирует фрески Эчмиадзинского кафедрального собора и часами просиживает в библиотеке, делая копии знаменитых армянских средневековых миниатюр. А ещё посещает исторические памятники — языческие и христианские. Образование позволяет ему читать подлинные рукописи в Эчмиадзинском книгохранилище.

В России

С 1892 года Суренянц — в центре интеллектуальной жизни Москвы и Санкт-Петербурга. Он ведёт бурную творческую жизнь — организовывает выставки, иллюстрирует вместе с Константином Коровиным панно «Дальний Восток» для зала собрания, принимает участие в выставках художественных организаций вместе с Архипом Куинджи, участвует в выставках художников исторической живописи.

В 1894 году его полотно «Покинутая» участвует в 22-й выставке художников-передвижников. В 1897–1898 годах он отправляется во Францию, посещает Испанию, много работает. В 1901 году в Баку проводит свою первую и единственную прижизненную персональную выставку. В 1916 году совместно с Егише Тадевосяном и Мартиросом Сарьяном в Тифлисе организует Союз армянских художников. В 1910 году Суренянца принимают в члены организации передвижников.

В 1917 году он переезжает в Ялту, где пишет эскизы армянских церквей и увлечённо занимается архитектурой.

Мифотворчество

Он был одним из «летописцев от живописи», ведь наиважнейшее место в художественном наследии Суренянца занимают историко-бытовые картины, посвященные уничтожению армян в Турецкой Армении [«Попранная святыня» 1895 года и «После погрома» 1899 года из собрания Национальной галереи Армении. — Прим. ред.].

*«Попранная святыня», 1895. Источник: wikipedia.org*

Многие из лучших произведений художника отражают разные эпизоды истории Армении, иллюстрируя мифологические сюжеты. Ещё одна грань той самой, удивительной, «внутренней Армении», дверь в которую приоткрыл для потомков художник, — произведения, навеянные народными поэтическими легендами, к числу которых относятся программная картина «Семирамида у тела Ара Прекрасного», написанная в 1899 году.

Согласно легенде, царица Семирамида полюбила армянского царя Ара (последний был очень хорош собой). Однако царь не пожелал ответить взаимностью царице. Семирамида, одержимая страстью, пришла в ярость и объявила войну Ара. Физически царице удалось выиграть сражение, однако женщина не получила сатисфакции. Её желания остались неудовлетворёнными — прекрасный Ара был смертельно ранен в бою. И всё что осталось Семрамиде — это лицезреть холодный труп возлюбленного, ставшего жертвой её необузданных страстей.

*«Семирамида у тела Ара Прекрасного», 1899. Источник: wikipedia.com*

Основанная на армянской легенде картина, тем не менее, выходит за рамки исключительно армянской мифологии, будучи духовно и содержательно богаче. Нежно-перламутровые тона, создающие неопределенность и некое присутствие тайны — возвышают картину. Художник создает двойной смысл, вводя дополнительный план — архитектурный элемент с рельефом изображающим Гильгамеша — героя шумерского эпоса, отправившегося за бессмертием для своего любимого погибшего друга — Энкиду. Ара, лежащий на смертном одре и Гильгамеш на барельефе — герои одного божественного ряда. И в этом заключена идея торжества жизни над смертью, идея воскрешения — глубоко христианская по сути. Семирамида, застывшая и сидящая у тела покойного, кажется более мёртвой, нежели сам Ара. Об этом говорят и её окаменевшая поза, и пустые, чёрные глазницы. И, кстати, точно такой же скульптурный рельеф Гигльгамеша, держащего льва, есть в собрании шумеро-аккадской коллекции Лувра.

Полёт под куполом святой Рипсиме

*Фрески купола церкви св. Рипсиме в Ялте*

Как и герою своей самой знаменитой картины, Суренянцу тоже не довелось тихо умереть в собственной постели. Его личная встреча с бесконечным состоялась как-то удивительно пророчески — во время росписи армянской церкви святой Рипсиме в Ялте художник сорвался с лесов. Его душа воспарила в подкупольное пространство к фрескам — тем, которые он успел создать. У купола — значение неба в архитектуре. Росписи остались незаконченными, как бы символизируя конечность человеческого бытия и Божий промысел о каждом из нас. И если незавершённые фрески — это символ прерванной жизни, то творчество Суренянца — это метафора самой жизни, наполненной смыслами и поисками, обращенной внутрь себя и явленной вовне. Суренянц из тех психологически и мифологически насыщенных смыслами художников, способных дать человеку самое главное — себя. Армении повезло — у народа есть гений, написавший каждой своей картиной коллективный портрет армянской души.

Журналист, искусствовед Ольга Казак специально для Армянского музея Москвы

Обложка: nashaarmenia.info

«Саломея» Оскара Уайльда и Вардгеса Суренянца