Последний павильон империи: Левон Гюрекян между Константинополем и Азоло. Часть II
Левон Гюрекян работал в те годы, когда архитектурный язык Османской империи переживал глубокий кризис идентичности. После революции младотурок 1908 года, свергнувшей режим Абдул-Гамида II, в стране набирало силу Первое национальное архитектурное движение. Молодые архитекторы — Кемаледдин-бей, Ведат Тек — искали формулу подлинно турецкого стиля, отказываясь от всего, что казалось им наносным, европейским, искусственным. Они обращались к сельджукской архитектуре, к анатолийским мотивам, к геометрии, свободной от ориенталистских фантазий. Это было время, когда слово «подлинность» звучало как заклинание, когда каждое здание должно было стать манифестом новой турецкой нации.
И вот в этот момент Гюрекян получает заказ на проектирование павильона для международной выставки в Турине. Это был 1911 год — четвёртый год жизни в Италии, четвёртый год добровольного изгнания. Выставки такого рода были важнейшим инструментом дипломатии образов — страны демонстрировали миру не просто свои промышленные достижения, но саму суть национального характера, воплощённую в архитектуре.
Османская империя участвовала в таких мероприятиях с 1851 года, с первой Лондонской всемирной выставки. При Абдул-Гамиде II эти участия приобрели особый размах — султан стремился показать Европе образ модернизирующейся державы, лидера исламского мира, наследника византийского величия. Павильоны возводились один пышнее другого, сочетая элементы исламской архитектуры с фантазиями о Востоке, рождёнными в европейском воображении.
К 1911 году политическая ситуация изменилась. Абдул-Гамид был свергнут, младотурки провозгласили конституционную эру, но империя оставалась на международной арене. Туринская выставка, посвящённая промышленности и труду, стала одной из площадок, где Османское государство могло заявить о себе. Однако масштаб участия был уже иным — это была скромная попытка не остаться в стороне от европейских дел.
Левон спроектировал и построил османский павильон, создав здание, которое стало его единственной архитектурной работой в Италии, если не считать гробницы друга в Триесте и собственной виллы в Азоло, возведённой много лет спустя. Гюрекян выбрал для своего павильона ориенталистский стиль. Это решение выглядит парадоксальным, почти анахроничным. В момент, когда в самой империи архитекторы отвергали всё, что напоминало о европейском взгляде на Восток, когда боролись за очищение национальной формы от ориенталистских наслоений, Гюрекян создаёт здание, которое словно не замечает этих перемен. Его павильон соединял формы, заимствованные из османской архитектуры прошлого, с теми элементами магрибско-андалузского толка, которые европейцы привыкли считать «восточными». Купола, арки, орнаменты — всё это складывалось в образ, узнаваемый для западного зрителя как «османский», хотя внутри самой империи такой язык уже воспринимался как чужой.
В сентябре того же года его должны были назначить представителем османского правительства на международном конгрессе архитекторов в Риме. Но именно в эти месяцы вспыхнула итало-турецкая война из-за Ливии, и Левон участвовал в конгрессе как частное лицо, а не как официальный делегат империи, к которой формально всё ещё принадлежал.
Павильон в Турине стал одним из последних произведений этого стиля в контексте международных выставок. После 1911 года Османская империя уже не будет строить подобных зданий — грянет мировая война, затем распад империи, рождение Турецкой республики. Новая Турция будет искать свой архитектурный язык совсем иначе, обращаясь то к модернизму, то к переосмысленному наследию. Ориентализм окажется в прошлом, как и сама идея империи.
В 1910 году он начал долгую исследовательскую работу, которая продолжалась до 1913 года. Это были путешествия в Равенну, Аквилею, Истрию, Далмацию и особенно в Брианцу, во время которых он документировал памятники византийской и романской эпох. Его сопровождала жена Мариамик, помогавшая в систематизации наблюдений и фотографий. Во время второго путешествия с ними был и брат Левона Симон Еремян. Цель этих поездок была амбициозной и глубоко личной: доказать влияние армянской архитектуры на романскую. Левон познакомился с итальянским историком архитектуры Джузеппе Риволя, автором книги о ломбардской архитектуре, и намеревался оспорить его выводы, показав армянские корни многих архитектурных форм, которые Риволя считал чисто европейскими. Четыре тетради его исследований, 676 страниц заметок, наблюдений и анализа, сопровождённые обширным фотографическим материалом, сохранились и стали частью его научного наследия.
В 1912 году Левон опубликовал на итальянском языке резкую критику неуместного вмешательства Ватикана в выборы константинопольского армянского католического патриарха. Это был политический жест — напоминание о том, что патриарх был не только духовным лидером армян, но и их политическим представителем, связующим звеном между Высокой Портой и армянской общиной. Вопрос о том, кто будет патриархом, касался судьбы всего народа, и вмешательство внешних сил в этот процесс было для Левона неприемлемым.
К тому времени Левон уже проводил всё больше времени в Азоло, где находилась летняя резиденция венецианской школы Мурад-Рафаэлян и где его дядя, архиепископ Игнатиос, проводил большую часть года в монастырской летней резиденции близ деревни Сан-Дзенон. В этом тихом городке в предгорьях Левон познакомился и подружился с композитором Джан Франческо Малипьеро и художником Марио Де Мария. Годы добровольного изгнания он посвятил не только архитектурным исследованиям, но и политической деятельности — он следил за «Армянским вопросом», который европейские державы продолжали игнорировать, интересуясь лишь «Восточным вопросом», своим экономическим господством в регионе и богатыми нефтяными месторождениями. Левон познакомился с итальянским политиком и филантропом Луиджи Луццатти, завоевал его симпатию и считал его самым честным другом армянского дела.
Начало Первой мировой войны застало Левона в Азоло, где он фактически и оставался до конца войны. Чтобы зарабатывать на жизнь, он фотографировал солдат. В апреле 1915 года, когда в Константинополе начались массовые аресты армянской интеллигенции — первый акт того, что станет Геноцидом армян, — все родственники Левона, оставшиеся в Трапезунде, были убиты. Город его детства, порт, откуда корабли его семьи отправлялись в Марсель, где стоял семейный летний дом, — всё это превратилось в кладбище.
В 1916 году он организовал в Падуе Союз армянских студентов. Это был акт сопротивления — в разгар мировой войны, когда Османская империя была союзницей Германии и Австро-Венгрии, создавать армянскую организацию в Италии означало открыто заявлять о своей позиции. В том же году Левон начал писать книгу об ответственности великих держав за войну — эта работа, которую он завершит в 1918 году, выйдет потом в Париже под названием Le Responsable («Ответственный»).
В конце 1918 года, когда война закончилась и начал вырисовываться контур послевоенного мира, Левона в Риме навестил Джузеппе Коррини, попросивший его подготовить меморандум об армянском вопросе и его будущем решении для Версальской конференции. В 1919 году Левон отправился в Париж, где участвовал в обсуждении границ будущей Армянской республики как член армянской делегации под руководством Погоса Нубара-паши. Это был момент надежды — казалось, что после веков османского владычества и ужаса Геноцида армяне наконец получат своё государство. Именно в Париже Левон опубликовал свою работу Le Responsable, написанную в Азоло во время войны.
В 1920 году он вернулся в Азоло, переживая краткий период радости от независимости Армении, провозглашённой Севрским договором. Но эта радость была недолгой. В 1921 году Левон совершил короткую двухмесячную поездку в Константинополь — первую за четырнадцать лет. То, что он увидел, и особенно захват Смирны, Анатолии и Константинополя турецкими войсками, убедили его: цель, за которую он всегда боролся — полная независимость Армении, — не будет достигнута. После возвращения в мае того года он потерял всякую надежду на возвращение на родину.
В 1924 году Левон принял окончательное решение остаться в Италии и построил в Азоло свой дом, который символически назвал «Вилла Арарат». Дом стоял на вершине одного из двух холмов, составлявших его сельскохозяйственное владение. С этого момента он полностью оставил архитектуру. Человек, который спроектировал десятки зданий в Болгарии и Турции, который выиграл международный конкурс, который строил дворцы для пашей и павильоны для империй, стал виноградарем. Он занимался своим хозяйством, виноградниками, писал политические и лингвистические работы, часть из которых публиковал до 1949 года — статьи о вергилиевском двухтысячелетии, о Карсе и Ардагане, многочисленные неопубликованные рукописи.
До начала Второй мировой войны он продолжал навещать римских друзей. Долгие годы летний отдых проводил во Фрассене, в провинции Беллуно, в Доломитовых Альпах. Природа там напоминала ему родные горы близ Трапезунда, где семья когда-то имела летний дом. Он писал акварели с видами этих гор, что было попыткой удержать в памяти пейзажи, которые он больше никогда не увидит.
Во время Второй мировой войны «Вилла Арарат» стала убежищем для армянских юношей из школы в Азоло, а после войны — и для солдат советской армии армянского происхождения, которые, попав в плен к немцам, содержались в лагере в Креспиньяге, недалеко от Азоло. Левон оставался армянским патриотом до конца. Над его рабочим столом висел портрет генерала Андраника Озаняна, легендарного командира армянских добровольческих отрядов. «За моими плечами был портрет генерала Андраника», — любил он напоминать своим близким.
После окончания войны к нему в Азоло приехала делегация из Армянской ССР с приглашением переехать в Советскую Армению. Левон, уже тяжело больной, отказался. Он прожил в Италии сорок три года — больше, чем в Османской империи, где родился. Умер он 2 сентября 1950 года в Азоло, в доме с символическим названием, в месте, которое стало его последней родиной.
26 апреля 1871 года в Константинополе родился мальчик, которого назвали Левон. 2 сентября 1950 года в Азоло умер старик, который пережил две мировые войны, Геноцид своего народа, крушение империи, в которой родился, и крушение надежд на независимость страны, о которой мечтал. Между этими двумя датами — жизнь, которая была больше, чем просто история архитектора.
Источники:
Açıkgöz Ü. F. Capitalistic Urbanization in Late Ottoman Istanbul: Armenian Agencies //YILLIK: Annual of Istanbul Studies. – 2023. – Т. 5. – С. 9-21.
Adıgüzel H. II. Meşrutiyet Dönemi’nden Bir Mimari Temsil Örneği: Levon Güreğyan’ın 1911 Torino Uluslararası Endüstri ve Çalışma Sergisi’ndeki Osmanlı Pavyonu //Art-Sanat Dergisi. – 2022. – №. 17. – С. 1-33.
Gurekian A. Léon Gurekian: Architetto [Электронный ресурс] : PDF. – 106 p. – URL (дата обращения: 16.12.2025).
Kızıloğlu D. Istanbul and Its Art Nouveau Heritage [Электронный ресурс] // ArtDog Istanbul. – 08.12.2025. – URL (дата обращения: 16.12.2025).
– Ersoy A. Büke Uras, The Balyans: Ottoman Architecture and Balyan Archive [Электронный ресурс] // Études arméniennes contemporaines. – 2022. – № 14. – P. 209–215. – DOI: 10.4000/eac.3047. – URL (дата обращения: 16.12.2025).
«Հայոց ազգին պարտեզի գանձերը. Պալյաններ» գիրքը փաստում է՝ Ստամբուլի ճարտարապետական դիմագիծը կերտել են Պալյանները [Электронный ресурс] // Panorama.am. – 09.12.2017. – URL (дата обращения: 16.12.2025).
Երևանում կկայանա պոլսահայ ճարտարապետ Լևոն Կյուրեղյանի աշխատանքների ցուցահանդեսը [Электронный ресурс] // Արմենպրես. Հայկական լրատվական գործակալություն. – 13.03.2015. – URL (дата обращения: 16.12.2025).
Լեւոն Կիւրեղեան : Ճարտարապետ [Электронный ресурс] // Gurekian.com. – URL (дата обращения: 16.12.2025).
Կիւրեղեան Ա. Լևոն Կուրեղյան իտալահայ ճարտարապետ [Электронный ресурс] // Հայաստանի Ճարտարապետության Ազգային Թանգարան-Ինստիտուտ. – Архивная копия от 19.04.2015. – URL (дата обращения: 16.12.2025).
Barillari D., Godoli E. Istanbul 1900: Art Nouveau Architecture and Interiors. – New York : Rizzoli, 1996. – 228 p.
