Бегство и возвращение: Армянство как личная история Майкла Арлена
Случайные книги всегда интереснее тех, что выбираешь по строгим рекомендациям. Возможно, случайность — тоже закономерность, и нужные слова сами находят нас. Так я наткнулся на Passage to Ararat Майкла Арлена-младшего, искав литературу армянского мира. Я прошёлся по страницам и не заметил, как прочёл пять подряд. С того момента, когда маленький английский мальчик в хорошей школе на юге Франции не понимал, почему одноклассник Макгрегор не считает его англичанином, повествование захватило меня.
Через строки Арлена я почувствовал вопросы, близкие не только мне. Почему все обращают внимание на происхождение его отца? Что заставляет директрису интересоваться, знает ли Майкл армянский? Почему этот посторонний вопрос постепенно разъедает сознание? Откуда эта потребность найти ответ или хотя бы понять сам вопрос?
История одной семьи поднимает вопрос о цене забвения и цене памяти — о выборе между хранением и вытеснением.
Отец и сын
Книга Майкла Арлена больше о том, как раскрываются отношения между отцом и сыном. Сын через познание армянской идентичности, через погружение в историю Турции и Армении, через разговоры с армянскими родичами пытается понять отстранённую фигуру отца.
Майкл Арлен-старший (при рождении Тигран Куюмджян) — отец автора — был известным англо-американским писателем начала-середины XX века. Его имя связано с громкими англоязычными книгами, например романом The Green Hat, который сделал его заметной фигурой в литературе. Армянин по происхождению и великий писатель по призванию стал загадкой для сына. Автор чувствовал — не всегда чётко и осмысленно, — что отец держится на расстоянии от мира.
Тема сокрытия себя не нова. Не нова тема добровольного молчания о своём армянстве. Арлен-старший всю жизнь дистанцировался от армянской жизни, от армянских дел и «армянских проблем». Он, как многие соотечественники, умел быть абсолютно своим в любой среде, легко переходить в категорию совершенно иных людей. Он словно снял одну кожу и надел другую так естественно, что мир запомнил его не как армянина, а как англо-американского писателя.
Почему люди что-то скрывают? Почему писатель уходил от своей явной стороны: выразительных тёмных глаз, густых чёрных волос? Арлен-младший даёт ясный ответ. Это было бегство. Бегство от тяжести раздумий, от стыда быть беспомощным и агрессивным. За неимением объекта ненависти вся злоба точила душу. Турок, подобно взрослому, оставил ребёнка наедине с травмой. Официальная Турция не слышит воплей, не признаёт самого факта, самой проблемы. Когда травма не признана на государственном уровне, она возвращается через судьбы людей, которые решают говорить, молчать или уходить.
Тигран Куюмджян не пошёл путём одного из героев книги — седого старика, вечно посыпающего голову пеплом. Человека, который раз за разом переживает ужасы: убитых и изнасилованных, голодные скитания, неизбывную боль воспоминаний. Арлен-старший решил это забыть, не проговаривать. Обрубить связь с коллективным армянством и общей травмой.
Это был выбор Майкла Арлена. Но есть другой путь. Другой армянин, наоборот, погружается в боль своего народа, но не освобождается от неё — в боли он чувствует себя живым. Рана остаётся открытой. Он сдирает корку, не даёт затянуться, превращая её в рубец величиной с кулак. Не ищет ответов, потому что вопрос ещё не закрыт. Проживая прошлое, он продлевает себе жизнь и одновременно закапывается в яму жалости, ненависти и непомерной гордости. Такое существование — вечный вопрос, где человек не ищет завершения, а подпитывается самой болью.
Поэтому — при всей условности таких сравнений — так часто сопоставляют армянский и еврейский опыт. В одном случае — память и признание, в другом — продолжающееся отрицание и непрекращающаяся угроза. В чём разница? На границе Израиля нет толп немецких ультраправых, желающих смерти еврейскому народу. Вместо них — арабские формирования, появившиеся по ряду причин, связанных с сионистским проектом и его противниками.
«Они не совершили преступления»
Один из рефренов книги: They committed no crime. We were innocent, we were helpless — «Они не совершили преступления. Мы были невиновны, мы были беспомощны». При чтении память извлекла воспоминание из забытой части детства, когда бабушка рассказывала истории из жизни. Многие повторялись, благодаря этому я их запомнил.
Всплыл забытый эпизод, а именно рассказ об азербайджанце. Бабушка говорила, что в их доме на бывшей улице Ленина, ныне Андраника Зоравара, всегда были гости. В том числе дедушкины друзья, многих она вспоминала недобрым словом, потому что они были его собутыльниками. Гостем был один азербайджанец. Имени уже не вспомню, я был ребёнком. Удивительно, но спустя годы я помню не только её слова, но и выражение лица: поднятые седые брови, пожатые плечи, растерянную полуулыбку.
Когда азербайджанцы стали массово уезжать и они встретились на улице (или это была личная встреча — уже не помню), он то ли выругался, то ли плюнул в их сторону. Бабушка, растерявшись, спрашивала себя, почему он так поступил, ведь к нему всегда хорошо относились, он преломлял хлеб в её доме, и грубого слова ему никто ни разу не сказал. Рефрен Арлена — they had committed no crime — словно продолжил бабушкину историю. Продолжение старого вопроса, ощущения, что ты чей-то враг, которого нужно стереть с лица земли. Такие эпизоды показывают, как общественная травма проступает в жизни каждого.
Тут же вспомнился Халиль Кут[1] из книги, который в мемуарах холодно признавался: «Я убил примерно 300 000 армян». А затем добавлял: «Я не считал». Он откровенно писал, что стремился «уничтожить армянскую нацию до последнего человека».
Соединение
Майкл Арлен искусно совмещает личную историю с историческими отступлениями. Писатель незаметно сшивает несколько сюжетов и строит параллельный рассказ. Его интерес, как семечко, вырастает в крепкий колос — так исторические отрывки становятся ярче, полнее, охватывая всё больше вопросов. В конце концов пути Арлена и армянской истории обрываются на настоящем.
В финале Арлен-младший вспоминает отцовский сон — сон последнего года жизни. Тогда отец спал тревожно и прерывисто. Вот что он рассказывал:
«Знаешь, он был таким, каким я его помню в детстве, — сказал отец в то утро. — Только волосы белые, но очень густые. На нём фрак и очки в стальной оправе. Он стоял в конце нашей дороги и говорил со мной, звал. Но говорил по-армянски, и я не понимал ни слова».
Последние слова книги — слова сына, подводящего итог путешествию. Словно он наконец ответил отцу и деду:
«Иногда мне кажется, что круг, однажды разорванный, был скреплён или вновь соединён. Какой круг? С самого начала мы были родственниками».
Отец и сын с самого начала были удивительно похожи. Сын восстановил связь с отцом, который незримо был всегда с ним. Сын смог понять отца, приняв свою армянскую часть, но сделав выбор не в её пользу.
Майкл Арлен встал на путь познания себя. Но путь познания опасен — ты теряешь изведанную часть и остаёшься наедине с тенью, что вечно с тобой, но которую заметил лишь сейчас. Арлен описывает это чувство ближе к концу:
«Как странно наконец-то встретиться со своим прошлым — познакомиться с ним, как можно наконец-то признать человека, который долго находился в твоей компании. Итак, это ты!».
С каждым усилием, чем пристальнее взгляд, тем тень глубже и явственнее. Что делать с новой частицей себя — непонятно. Она не встаёт в привычный механизм, словно вторые часы, показывающие другое время и не синхронизирующиеся с твоей жизнью. Представьте панику от непонимания, как сверять жизнь с реальностью. Спросить время у прохожего невозможно — это другой человек. В итоге ты дезориентирован и потерян для самого себя, не можешь установить контакт с собой, пока не сделаешь выбор — верить одному циферблату или сверяться дважды в день.
Майкл Арлен выбрал путь американца с армянским наследием, повесив армянский циферблат в шкаф рядом с дорогими сердцу вещами. Память не диктует единственный сценарий. Она требует честного выбора и личной ответственности за него.
[1] Халиль Кут (1881–1957) — османский военачальник, двоюродный брат Энвера-паши, один из руководителей Османской армии в годы Первой мировой войны. Причастен к массовым убийствам армян в Восточной Анатолии и Месопотамии.