«Я знаю вас теперь иначе, чем тогда, и всё ж почти совсем не знаю»: в день рождения Дэвида Хердяна
17 декабря 2025 года армяно-американскому поэту и прозаику Дэвиду Хердяну исполняется 94 года. О его книге «О смерти моего отца и другие стихи» (1968) однажды высказался сам Уильям Сароян: «Заглавное стихотворение — одно из лучших лирических стихотворений в американской поэзии». Сегодня вспоминаем путь и произведения Дэвида Хердяна, а также говорим о творческом дуэте литератора и его жены ― иллюстратора Нонни Хогрогян.
Дэвид Хердян. Фотография из открытых сетевых источников
Дэвид Хердян родился 17 декабря 1931 года в Расине (штат Висконсин) в семье Верон Думеджян и Мелкона Хердяна, переживших Геноцид армян. После службы в армии США Дэвид получил степень бакалавра философии в Университете Висконсина. Писать он начал ещё в двадцатилетнем возрасте и по сей день не сворачивает с литературного пути.
Среди поэтов, которые оказали влияние на его творчество, Дэвид Хердян называет Уолта Уитмена и Генри Торо, а также Эмили Дикинсон. Его первые творческие импульсы связаны с большой семьёй его друга — Майки Кайзерляна. Майки рано ушёл, и Дэвид сделал его героем поэтического сборника The Dividing River / The Meeting Shore. У Кайзерлянов было десять детей, потому Дэвидом увековечен не только его друг: Арди — его двоюродный брат Майки — часто появлялся в стихах Хердяна, а Мэгги, старшая из детей Кайзерлян, была запечатлена в автобиографической повести Asking the River.
В 1970 году, во время поездки в Беркширы (также известны как Беркширское нагорье, Беркширские холмы, Беркширские горы и Беркширское плато; штат Массачусетс) Хердян за месяц написал большую часть своих ранних стихов. В начале 1970-х он участвовал в проекте «Поэты в школах» от Нью-Гэмпшира. В этот период были опубликованы три его антологии современной американской поэзии издательством Macmillan: Visions of America: By the Poets of Our Time, Traveling America: With Today's Poets и Settling America: The Ethnic Expression of 14 Contemporary American Poets.
На сегодня Дэвид Хердян является автором более 60 книг различных жанров: в его литературном портфолио поэзия, биографии, романы, мемуары, библиографии, антологии, иллюстрированные детские книги, переводы и переложения. Дэвид также известен как редактор с сорокалетним стажем: на его счету девять альманахов и три журнала (Ararat, Forkroads: A Journal of Ethnic-American Literature и Stopinder: A Gurdjieff Journal for Our Time).
Одна из известных работ Хердяна — книга The Road from Home (1979) — рассказывает о детстве его матери Верон Думеджян до и во время Геноцида армян. Эта биография была отмечена Boston Globe–Horn Book Award (1979) и статусом финалиста Newbery Honor Book Award (1980). Она переведена на 17 языков и многократно переиздана.
Среди книг Дэвида Хердяна есть переложение «Давида Сасунского»; в поэтическом сборнике Friends: A Sequel он обращается к темам дружбы, детства и влияния родного города. Элегия в стихах Remembering Island Park посвящена парку Айленд-Парк в Расине, который, по словам автора, сильно повлиял на его детство и позднее стал символом трансформации в его творчестве. Книга Black Birds Over Aurora рассказывает об одной из первых школ «Четвёртого Пути» в Америке, придерживающейся учений Георгия Гурджиева. В мемуарах Becoming a Writer Дэвид описывает свой личный путь к писательству. Биографическая работа Blackfoot / Whitefoot посвящена Джеймсу Уилларду Шульцу, первому белому человеку, который жил среди племени черноногих индейцев.
Работы Дэвида Хердяна были отмечены рядом наград, включая Lewis Carroll Shelf Award (1979), Jane Addams Award (1980), Banta Award (1980), Friends of American Writers Award (1982), Armenian Star Award (2012), а также номинацию на National Book Award (1980). Его имя включено в список Notable Wisconsin Authors 1994 года.
Дэвид Хердян и Нонни Хогрогян. Фотография из открытых сетевых источников
В 1971 году во время работы над обложкой книги Дэвид Хердян познакомился со своей будущей женой — иллюстратором Нонни Хогрогян.
Нонни
Мэй «Нонни» Хогрогян родилась 7 мая 1932 года в Бронксе (Нью-Йорк), в семье Ракель Ансурян и Мкртыча Хогрогяна, которые бежали от Геноцида армян.
Нонни Хогрогян. Фотография из открытых сетевых источников
Дядя дал ей прозвище «Нонни» ещё в детстве, и оно стало её вторым именем. Мэй с юных лет проявляла живой интерес к армянским народным сказкам, поэзии и эпосу. Она получила степень бакалавра в области изобразительных искусств в Хантер-колледже в 1953 году. После этого работала дизайнером книжных обложек в издательстве Thomas Y. Crowell Co, изучала ксилографию и училась у Антонио Фраскони и Ходаки Ёсида.
Иллюстрация Нонни Хогрогян. Изображение из открытых сетевых источников
В 1971 году Нонни Хогрогян вышла замуж за Дэвида Хердяна. Она проиллюстрировала несколько его поэтических сборников и подготовила ряд его работ к публикации. Вместе супруги основали два журнала и издательство Two Rivers Press, специализирующееся на высокохудожественных книгах ограниченным тиражом. Впоследствии Нонни вернулась к написанию и иллюстрированию книг для детей.
Хогрогян является лауреатом множества наград, наиболее значимыми из которых являются две медали Калдекотта, признанные одними из высших наград в детской литературе за иллюстрации. Первую она получила в 1966 году за книгу Always Room for One More, написанную Сорче Ник Леодас. В этой работе, основанной на шотландской народной песне о гостеприимном бедном человеке, Хогрогян использовала акварели, мелки, чернила и перо, сочтя ксилографию слишком тяжёлой для нежного сюжета.
Вторая медаль Калдекотта была присуждена ей в 1972 году за книгу One Fine Day — старую армянскую сказку, которую она адаптировала и проиллюстрировала.
Также в 1977 году она получила почётную премию Калдекотта за The Contest — ещё одно переложение армянской сказки. Нонни Хогрогян была награждена премией Boston Globe-Horn Book Award за детскую научно-популярную литературу в 1979 году и медалью Newbery в 1980 году.
Дэвид Хердян и Нонни Хогрогян. Фотография из открытых сетевых источников
Дэвид и Нонни вместе работали над рядом детских книг и журналов. Их личный и творческий союз просуществовал более полувека: Нонни не стало 9 мая 2024 года.
Дэвид Хердян
Дэвид Хердян. Фотография из открытых сетевых источников
Тридцать один (из книги «О смерти моего отца и другие стихи»)
Я никогда не понимал, что ты
хотел, чтобы я перекапывал сад
с тобой, дабы мы могли разделить
работу в этом саду: удовольствие,
радость самостоятельного
выращивания еды вдвоём
на нашем собственном заднем дворе.
Мать в виноградной беседке
за своей работой.
Нет, я думал, тебе нужна моя помощь.
И я не хотел оказывать её,
потому что ничего из этого
тогда не интересовало меня.
Этот шанс для нас встретиться таким образом
был упущен. Поскольку тогда не вышло,
выходит сейчас: я вызываю тебя в стихотворении,
снова входя в тот сад,
добровольно ворочая землю рядом с тобой,
наблюдая, как ты останавливаешься, чтобы вытереть
свой лоб, глядя в пространство, вздыхая,
вспоминая прошлое,
свою родину, свой
отеческий край,
всё то, что ты потерял и
чего я теперь в тебе жажду.
Сорок (из книги «О смерти моего отца и другие стихи»)
Должно быть, это был 1950 год. Расин, Висконсин.
Мне было девятнадцать. Отцу — шестьдесят
или шестьдесят один — возраст, в котором я сейчас.
Должно быть, это была моя первая машина, Плимут.
Отец никогда не водил, как и мать.
Лишь одна армянская семья,
насколько я помню, владела тогда машиной.
Вечер, и я везу его
к зданию Ветеранов на какое-то мероприятие
или встречу, которую он посещает.
Мы оказываемся в центре города прежде,
чем я понимаю, что он не уверен в адресе.
Он привык ходить пешком повсюду,
и дезориентировался в моей машине
(но я ничего этого не осознаю
в тот момент). Я нетерпелив
с ним. Мне не нравится быть его шофёром,
я хочу заниматься своей жизнью, а не
быть его помощником.
Остановись, говорит он, читая мои мысли.
Что я и делаю, чувствуя себя немного
неуютно, моя совесть борется
с моим нетерпением. Но я
останавливаюсь. Он выходит
и спешно удаляется своей походкой —
походкой, по которой я всегда
его узнавал и которую
неизбежно буду вспоминать,
думая о нём и о себе.
Он выходит перед Вулвортом.
На улице темно, но уличные фонари
не горят, и я там, один
в полумраке,
не могу двинуться, моя машина стоит у обочины.
И я всё ещё там, смотрю,
вглядываюсь в его спину, когда он удаляется,
зная, что здание Ветеранов
всего в трёх кварталах.
Я бы позвал, если бы он мог меня услышать,
но он сам по себе и один,
как и я
со всем тем, что я есть.
Бабочки
В этом довольно неприглядном,
странной формы растении
на краю соседнего
газона, что примыкает к нашему,
которое в реальности своей —
забавный цветущий фонтан,
где бабочки
находят себе пищу
и теперь называют его домом,
обитая в нём и летая вокруг
весь день напролёт.
Мы смотрим на них, озадаченные
их взлётами, падениями, отрывистыми
полётами, кажущимися бесцельными,
чтобы дивиться тому, как они
захватывают наше воображение —
эти летающие цветы разных оттенков,
символы любви и перемен,
метаморфозы природы,
хранящие в себе тайны,
без голоса и видимого нрава.
Но, подобно нам, познающим
духовно и сознательно,
они любят, чтобы их видели,
и будут летать вокруг нас, дабы их
заметили, особенно когда они вылупляются
и роятся повсюду,
ища дом или истину,
или какую-то красоту, что больше их собственной;
их тайна неизвестна,
возможно, даже им самим,
тогда как для нас они словно тающее масло,
быстро исчезающее — или летающее масло;
и даже если это определение и крайне точно,
то оно не добавляет подлинного понимания.
Стихотворение о матери и отце
Быть может, пришло время вспомнить
себя и друг друга такими, какими мы были,
не воюющими, но и не в мире,
лишь вместе с нашими разными
заботами и нуждами, не осознавая
ещё смешанных мучений
в наших меняющихся жизнях,
ты отступал в бездонную бездну,
я стремился вперёд — туда,
куда ты не мог следовать.
И я не оглядывался на тебя тогда,
и почти не оглядываюсь с тех пор.
Я сожалею о печали, что причинил
тебе, даже когда ты
не осознавал печали,
причинённой мне.
Или осознавал?
И скрывал это от меня
для моего же блага, и по причинам,
о которых я могу лишь догадываться.
Мне жаль ваши жизни.
Мне всегда было жаль
ваши жизни. Но не так жаль,
как мне было жаль свою.
И в этом моя вина, если у меня
есть вина, в которой нужно исповедаться,
с того времени, как мы оказались
по разные стороны этого мира,
как будто у нас был шанс или выбор.
Я знаю теперь, что его не было.
Отец, твоя хромая
от падения походка, мать,
твоя изуродованная шрамами нога,
на которую так тяжело было смотреть,
остались как напоминание о бомбёжке
вашего дома турками.
Ваш Геноцид.
Что значила моя скорбь на фоне вашей?
И всё же я видел её лишь
в том, что она подавляла во мне:
эту жизнь, которую я самостоятельно
познавал для себя, и я понимал, что вы не в курсе
того, что я боролся за неё, как и вы когда-то за свою.
Но моя — лишь тень вашей.
Потребовалась целая жизнь,
чтобы это оцепенение рассеялось.
Прошу вас увидеть из своих могил
ту пустоту, что останется на месте меня,
когда мы встретимся вновь —
А мы ведь всегда были едины.
Между нами воцарится благословение:
понимание, признание —
всё это должно быть озвучено.
Я знаю вас теперь иначе, чем тогда,
и всё ж почти совсем не знаю.
Перевод Анны Владиславской