Вазген Шушанян: писатель без могилы, опередивший своё время
9 февраля 1903 года, четыре часа утра субботы. В городе Родосто на берегу Мраморного моря, в зажиточной армянской семье рождается мальчик с каштановыми волосами и румяными щеками. Крестят его Онником, но мир узнает его под псевдонимом Вазген Шушанян. Впереди тридцать восемь лет жизни, наполненных потерями и поисками, скитаниями и творчеством. Впереди судьба, которая станет воплощением трагедии целого поколения.
Шушаняны были одной из богатейших семей Родосто, города в Восточной Фракии с крупным армянским населением. Они жили в квартале Сурб Хач, утопавшем в акациях, улица носила их имя. Основательницей рода считалась прабабушка Шушан, красивая и властная женщина с другой стороны Балкан. Её влияние было столь велико, что потомков называли «Шушанэнц» (дети Шушан). В семье девочек нарекали Шушан, мальчиков — Ованесом.
Отец Вазгена, Григор ага, был высоким человеком с благородными чертами, юристом по образованию, землевладельцем и членом городского совета. Когда родился Онник, отцу было уже сорок восемь лет. Лучшие годы жизни он провёл холостым, писал позже Шушанян. Григор женился на молодой красавице Нарик Даниелян лишь для потомства и спокойной старости. Маленький Вазген рано понял расклад. Из уст матери он никогда не слышал слов о любви к мужу, а об отце говорил официально: Григор эфенди.
Отец олицетворял суровость. В памяти остался образ пожилого человека с палкой, побелевшими усами и печальными глазами. Его руки, хотя и были красивы, никогда не ласкали сына. Мальчик помнил, однако, полученные удары. В доме царил порядок Григора-аги, которому все подчинялись.
И всё же отец гордился первенцем. В кофейне, где собирались богатые горожане, он однажды попросил сына прочесть газету вслух. С того дня Вазген стал постоянным чтецом новостей и литературы. Так началась его страсть к чтению.
После Вазгена родились брат Геворг и сестра Мари. Детство было идиллическим: тихое Мраморное море, запах акаций, красивые девушки. Его сексуальность пробудилась рано. В автобиографии он честно признавался в необузданных инстинктах, которые унаследовал от матери, при всей её внешней скромности бывшей страстной натурой. Его первой любовью была Арусик — неудачная попытка объятий, прерванная появлением учителя. Была и столичная модница, дразнившая провинциального мальчика, поднимая подол. Мать ворчала: как увидит красивую женщину, от юбок не оторвёшь.
Идиллия закончилась, когда ему исполнилось двенадцать. Весна 1915 года не принесла пробуждения. Османские депортации превратили пути в пустыню в дороги смерти. Погибли все: отец Григор, мать Нарик, брат Геворг, сестра Мари. Подросток выжил и провёл годы в приютах Алеппо. Эта травма пронизала каждое его произведение невысказанной болью.
После войны юноша перебрался в Константинополь к дальним родственникам. В 1919 году поступил в сельскохозяйственную школу Армаш. Казалось, жизнь обретает новую форму. Но в 1920 году, охваченные романтикой, студенты отправились в Советскую Армению строить новую родину. То, что они нашли, разительно отличалось от мечты.
Опыт стал материалом для автобиографического романа «Парни любви и приключений» (1929). Шушанян описал не только голод и холод, но и культурный разрыв между западными армянами и советской действительностью. Молодых идеалистов называли «дашнакскими бездельниками», над ними смеялись девушки-комсомолки, их сажали в тюрьмы. Коммунисты шли под руку с армянками, распевая «Интернационал», а русские солдаты вели студентов под конвоем. Девушки бросали снежки в головы «врагов народа», а те с жаждой смотрели на чёрные армянские глаза и посылали воздушные поцелуи. Родина оказалась чужой.
После окончательного падения Первой Республики в 1921 году (после Февральского восстания) студенты вернулись в Константинополь. Начался новый этап скитаний. Летом 1922 года Шушанян попытался эмигрировать в США, но на острове Эллис его не пропустили из-за трахомы болезни, ставшей постоянной спутницей.
В итоге он оказался во Франции. Марсель, 1921-1922 годы. Работа на заводе Renault, скромное жильё, типичная жизнь эмигранта. В 1923 году поступил в сельскохозяйственную школу в Валабре и получил диплом в 1926 году. Но с 1925 года здоровье подводило. Вместо агрономии он выбрал литературу и философию. В 1927 году перебрался в Париж и три года учился в Школе социальных наук при Сорбонне.
Параллельно писал стихи, прозу, эссе для армянской диаспорной прессы. Тексты публиковались в бостонском «Айренике», парижском «Менк». В 1931 году он подписал манифест авангардного журнала «Менк» вместе с Шаваршем Нартуни, Арменом Любином и другими:
«Мы, молодые люди, лишённые земли, хотим возвысить наш народ на земле искусства, чтобы он мог на ней удержаться, пока не обретёт свою настоящую почву».
Шушанян был политически был активен в Дашнакцутюн, представлял партию в Социалистическом Интернационале. Но в начале 1930-х участвовал во внутрипартийной полемике и в 1933 году покинул партию. Разочарование в политике подтолкнуло к погружению в литературу.
1930-е годы работал сторожем в Немуре и Руане, существовал на краю бедности. Когда был безработен, друзья помогали ему деньгами. Он аккуратно записывал имена благодетелей в маленькую книжечку: Айк Серенкюлян, Сисак Сислян, Акоп Малакян (отец Анри Вернёя), и размеры пожертвований. При первой возможности возвращал долги, с облегчением делая отметки о погашении. Эта тетрадь всегда была в нагрудном кармане. После смерти её нашли в больнице чистой и аккуратной, что было свидетельством его щепетильности.
Но именно в годы нищеты рождались зрелые произведения. В 1938 году написал эссе о «Шуме и ярости» Фолкнера на год раньше Сартра. Когда десятилетия спустя литературовед Александр Топчян рассказал об этом Сартру, философ заинтересовался Шушаняном. Топчян представил его как предтечу «нового романа», автора, использовавшего внутренний монолог уже в 1920-1930-е годы.
Проза Шушаняна стоит особняком. Он писал о старении как осознании времени телом, о героях, существующих в параллельных плоскостях желания и интеллекта. Любовь у него недостижима, революция отделена от желания, красота принадлежит прошлому.
В повести «Горький хлеб» (1939) рассказчик встречает немку Анну на антифашистском собрании, но отношения не складываются. Интеллектуальное понимание не перетекает в близость. Память, сохраняющая юность, становится метафорой творчества. Для человека, потерявшего семью в двенадцать лет, память единственное прибежище. Красота осталась по ту сторону катастрофы — в мире, уничтоженном Геноцидом. Писательство как память — вот что остаётся выжившему.
Вазген Шушанян. Источник
Его лирика полна тоски. Это крик человека без корней, не способного укорениться нигде:
«Я буду вечно кидаем от одного к другому, словно изгнанник земли, моё желание будет блуждать, и повсюду душа тревожна».
Близкий друг Каро Полатян писал, что невозможно узнать человека без представления о его любовной жизни, лишь там он проявляется со своей трагедией и слабостями. Так Вазген подсказал путь к пониманию его творчества через зашифрованные влюблённости.
Он писал о любви открыто, сексуально, порой бесстыдно, как Шахан Шахнур, но иначе. Кажется, что он переходит границы допустимого, но никогда не нарушает эстетику. Читательницы тайно мечтали оказаться в объятиях такого писателя, под его обезоруживающим взглядом.
В сентябре 1940 года он написал семь жизненных принципов, завещание будущим годам. Он посвятил его матери: «Во имя костей моей матери и слова Вечного». Последняя строка гласила: «Вернуться в армянскую среду».
Сохранение наследия волновало его. В декабре 1935 года обратился к настоятелю Мхитаристской конгрегации в Вене с просьбой принять на хранение около 2500 страниц неопубликованных рукописей в запечатанном сундуке. Настоятель согласился, время от времени высылая нужные рукописи обратно автору.
Всё шло по договорённости, пока Шушанян был жив. В феврале 1960 года конгрегация передала сундук издателю Парамазу Тоникяну, который перевёз его в Бейрут. Рукописи рассеялись, как возмущался Каро Полатян, вопреки желанию покойного. Словно литературное наследие повторило судьбу самого ссыльника. В 1962-1969 годах часть архива попала в Ереван, где ныне хранится в Музее литературы и искусства.
Когда началась Вторая мировая, он попросился на фронт. Ему отказали из-за туберкулёза. 2 июня 1941 года он умер в парижской больнице Кошен при сорокаградусной температуре. Тридцать восемь лет. Один, забытый, в нищете, сказал: «Известно, что я больше не выдержу».
Цветы, которые он любил и не мог покупать, теперь обильно лежали на его могиле. Женщины его жизни появлялись у гроба, как когда-то в постели. Но это было прошлое.
5 июня, в четверг, в 14:00 его отпевали в армянской церкви Святого Иоанна Крестителя на улице Жан Гужон. Лексикограф Месроп Куюмджян в некрологе пожелал: «когда друзья вернутся на родину, пусть не оставят его здесь одного, пусть предадут родной земле. Он достоин этого как мощный талант и как сирота».
Шушаняна похоронили на кладбище Баньё. Годы спустя прах извлекли, бросили в общую яму из-за невнимательности друзей, не оплативших содержание могилы. Марсельские друзья сожалели: если бы осенью 1939-го, когда он был у них в хорошем настроении, сказав «соскучился по армянству», не отпустили в Париж! Морской воздух помог бы лёгким. А умри в Марселе похоронили бы рядом с Португаляном и Варандяном, могила была бы ухоженной.
При жизни трудов было опубликовано немного. Основная часть наследия стала выходить с 1950-х. В 1960 году архивы собрали в Советской Армении. Постепенно литературоведы осознали масштаб таланта.
Шушанян писал на западноармянском, языке утраченной родины. Создавал литературу диаспоры для людей без земли, чьей родиной стало искусство. Герои мечутся между прошлым и невозможностью укорениться в настоящем. Ищут любовь, находят одиночество.
Критики называли его предшественником Саррот и Роб-Грийе. Но в отличие от французских «новых романистов», он писал на языке народа, пережившего Геноцид, на языке под угрозой исчезновения. Модернистские эксперименты были не игрой, а поиском формы для невыразимого опыта потери. Поэт Ваграм Татул в некрологе надеялся, что молодёжь не предаст забвению его память в дни всеобщего эгоизма.
Сегодня Шушанян малоизвестен даже в армянской литературе. Книги не переведены на русский. Имя редко звучит в дискуссиях о модернизме. Но для читавших его очевидно: это писатель исключительного дара, чьё искусство родилось из боли, но не сводилось к ней.
Каким было его главное желание от соотечественников, переживших Геноцид? Он писал о вере в пролитую кровь армянского народа, в её благородство и мстительность, о надежде на час возмездия. И призывал армян:
«Пройдут все бури и все ужасы страшных войн, пройдут все наводнения и все варвары, пройдут все еретики и все мелкие господа со своей ложной мудростью. Народ армянский, не бросай своих шагов вне этих долин, этих ущелий и этих заброшенных земель. Если даже твои руки не могут держать ружьё — хватайся когтями за свою справедливость. Если даже вновь придётся согнуть хребет — пади всем телом на нашу алую землю. Лучше ползать здесь, чем держать голову высоко на чужбине. Нет больше иного пути с этой земли. Твоя судьба — здесь, и твоя святость — здесь, ибо только отсюда завтра может пробудиться вся слава и могут подняться стройные колосья из всех борозд…».
Жизнь без корней. Творчество без признания. Смерть без могилы. И всё же его наследие дошло до нас. Слова оказались сильнее забвения.
Настоящее искусство не нуждается в памятниках. Оно само становится памятником истории, которую пытались стереть, красоты, которую пытались уничтожить, человечности, которая упрямо существует даже в невыносимых обстоятельствах.
Источники:
Տոնոյան, Լուսինե Վ. Ազգային ինքնության հաստատման Վազգեն Շուշանյանի բանաձևը [Электронный ресурс] // Vem Academic Journal (ՎԷՄ). — 2012-12-31. — URL (дата обращения: 09.11.2025).
Տոնոյեան, Լուսինէ. Արվեստագետը եւ գեղեցիկի ըմբռնումը. Վազգէն Շուշանեանի բանաձեւը ու Քիրկեգորը [Электронный ресурс]. — [ARAR — Научная электронная библиотека НАН РА]. — 2012. — URL (дата обращения: 09.11.2025).
Թադեւոսյան, Ն. Հայրենիքի և հոգու ընտրության շարունակական խնդիրները Վ. Շուշանյանի «Սիրո և արկածի տղաքը» վեպում [Электронный ресурс] // ԿԱՆԹԵՂ. Գիտական հոդվածների ժողովածու = KANTEGH. Articles. — 2014. — Вып. 2–3. — С. 43–51. — URL (дата обращения: 09.11.2025).
Matiossian, Vartan. Վազգէն Շուշանեանի նամակները Սիմոն Վրացեանին (1927–31) [Электронный ресурс] // Haigazian Armenological Review. — Բէյրութ (Beirut): Atlas, 2024. — Т. 44, № 1. — С. 275–311. — URL (дата обращения: 09.11.2025).
Թուխիկյան-Խաչատուրյան, Նարինե. Վազգեն Շուշանյան. Ի՛նչ որ կը մնայ ներկայէն յիշատակներու ոսկէփոշին է… (մաս 1) [Электронный ресурс] // Hetq. — 2024-07-27. — URL (дата обращения: 09.11.2025).
Թուխիկյան-Խաչատուրյան, Նարինե. Վազգեն Շուշանյան. Ի՛նչ որ կը մնայ ներկայէն յիշատակներու ոսկէփոշին է… (մաս 2) [Электронный ресурс] // Hetq. — 2024-08-01. — URL (дата обращения: 09.11.2025).
Թուխիկյան-Խաչատուրյան, Նարինե. Վազգեն Շուշանյան. Ի՛նչ որ կը մնայ ներկայէն յիշատակներու ոսկէփոշին է… (մաս 3) [Эլեկտրոնный ресурс] // Hetq. — 2024-08-08. — URL (дата обращения: 09.11.2025).